Глокта аккуратно потер задергавшееся веко. Прежде он ни с кем не обсуждал свои переживания.
«И вот приплыли — говорю об этом с малознакомой женщиной».
— Да, фигура я, несомненно, трагическая. Раньше был дерьмом, а стал пустой оболочкой. Выбирайте, что вам больше по нраву.
— Воображаю, какую тошноту вызывает у вас подобное обращение. Тошноту и гнев…
«О, если бы ты знала!»
— …И все же странно, что жертва стала палачом.
— Напротив, ничего странного. По моему опыту, люди обычно поступают с другими так же, как поступали с ними. Отец вас продал, муж купил — и вы тем не менее занялись торговлей.
Магистр нахмурилась.
«Ну вот, теперь ей будет о чем подумать…»
— Я полагала, что боль учит состраданию.
— Состраданию? Что это? — Глокта, скривившись, потер ноющую ногу. — Как ни печально, боль учит лишь жалости к себе.
Костровая политика
Над великой равниной кружила стайка птиц. Логен, прищурившись, посмотрел в небо. Поерзал в седле, пытаясь усесться поудобнее. Проклятье, всю задницу отбил! Бедра стерлись о бока лошади, из носа не выветривался конский запах. Всю дорогу он засовывал руку под пояс и поправлял яйца. Как бы их разместить, чтобы не прижать? Чертово путешествие! Как ни крути, сплошные неудобства.
На Севере он обычно в пути разговаривал. Мальчишкой болтал с отцом, в юности — с друзьями. В походах разговаривал с Бетодом день напролет: когда-то они были очень дружны, почти как родные братья. Разговор отвлекал мысли от волдырей на ногах, от голодного желудка, от треклятого нескончаемого холода, от воспоминаний о погибших в недавнем бою товарищах.
Шагая по глубоким сугробам, он хохотал над историями Ищейки. Обсуждал стратегию с Тридуба, когда скакал с ним бок о бок по грязи. До хрипоты по любому поводу пререкался с Черным Доу во время перехода через болота. Даже как-то перекинулся парой шуток с Хардингом Молчуном, а этим могли похвастать немногие.
Логен тихо вздохнул. Вздох получился долгим, болезненным и застрял где-то в горле. Славные были времена, славные… Но теперь они позади, в солнечных долинах прошлого. Ребята вернулись в грязь. Умолкли навеки. Бросили его одного, непонятно где, с тяжким грузом воспоминаний, — и это самое печальное…
Великого Джезаля дан Луфара чужие истории не интересовали — только собственные. С безупречной осанкой, исполненный высокомерия и превосходства, он сторонился прочей компании, выказывая презрение ко всему на свете. Так юнец щеголяет своим первым мечом, еще не понимая, что гордиться тут нечем.
Байяз стратегией не увлекался. «Да», «нет» — вот и все его разговоры. В лучшем случае что-нибудь коротко рявкнет. В основном маг хмуро озирал бескрайние луга, словно человек, который совершил серьезную ошибку и теперь не знает, как ее исправить. В ученике тоже произошла разительная перемена, едва они выехали за ворота Адуи: юноша притих, посуровел, насторожился. Брат Длинноногий уехал далеко вперед разведывать дорогу. И это, пожалуй, было к лучшему. Всеобщее безмолвие, конечно, неприятно, но неумолчность навигатора еще хуже.
Ферро скакала поодаль от «теплой» компании: плечи сгорблены, брови нахмурены, на щеке сереет длинный воспаленный шрам. Всем своим видом она давала понять, что остальные для нее — кучка клоунов. Склонившись вперед навстречу резкому ветру, она будто надеялась протаранить его лицом. Со смертью забавнее шутить, чем с ней, подумалось Логену.
Веселый отряд, ничего не скажешь. Он понурился и без особой надежды обратился к Байязу:
— Долго еще ехать до Края мира?
— Так, какое-то время, — буркнул маг сквозь зубы.
И усталому, страдающему, скучающему Логену не оставалось ничего другого, кроме как рассматривать парящих над равниной птиц. Славных, больших, жирных…
— Хороший кусок мяса нам бы не помешал, — облизнув губы, проворчал он.
Свежего мяса они не ели давно, с тех пор, как покинули Халцис. Логен поскреб живот. Жирок, который он набрал в городе, постепенно рассасывался.
Ферро метнула хмурый взгляд на Логена, потом на кружащую стайку птиц и скинула с плеча лук.
— Удачного выстрела! — Он засмеялся.
Она ловко вытянула из колчана стрелу.
Зря, конечно. Даже Хардинг Молчун не попал бы, а лучше него, на памяти Логена, с луком никто не управлялся. Ферро наложила стрелу и, изогнув спину, впилась желтыми глазами к движущимся в вышине темным точкам.
— Хоть тысячу лет тренируйся, все равно не попадешь.
Она натянула тетиву.