Том жил отголосками ранее испытанного волшебства, боролся с ломкой и нередко сдавался в объятия нервной невыносимой дрожи, больно сжимал себя за плечи и руки, лишь бы чувствовать, что он всё ещё жив и существует.
Самое страшное, что с этим было невозможно свыкнуться: каждый день, как больно вонзившаяся острая раскалённая на огне спица, которую медленно вставляли в лопатки, тем самым вызывая безудержный стон, сбивая дыхание. К вечеру ему казалось, что он просто сдохнет от боли, потеряв сознание, не вспомнив, как оказался по ту сторону мироздания.
А на утро просыпался таким же живым, чувствуя непостижимую усталость и разразившуюся по всем нервам боль, которая пульсировала и стремительно увеличивалась в размерах.
Так жить было невозможно. Так жить он даже не хотел.
По истечении последнего месяца лета Том относительно привык к утренней рвоте, холодному ознобу, боли в костях и обжигающим уколам нервных окончаний. Он по-прежнему вздрагивал, но очень быстро приводил себя в порядок, борясь с лживой ленью, увидев выход в том, что нужно просто двигаться или хотя бы что-то делать. И он взял привычку с раннего-раннего утра подрываться с дивана, делать кофе и устремляться на улицу за порцией свежих новостей.
Этот период очень сильно напоминал ему послевоенное время, когда он просыпался ни свет ни заря и сразу же искал газеты, в которых боялся увидеть начало или продолжение войны, либо новость о побеге Гриндевальда из тюрьмы. Но тогда не было никакой ломки, а сейчас Том тупо чувствовал себя наркоманом, которого слишком сильно подсадили на «дозу», а после безжалостно отобрали её, а его выбросили на помойку.
Он чувствовал себя невероятно жалким.
И за три грёбаных месяца, перелистывая страницы безмолвно висящего на стене идиотского календаря, он так и не решил, что ему делать!
Первое сентября — первый день осени и начало учебного года.
Интересно, Волан-де-Морт действительно надеется на приход Поттера в школу?
Они должны были искать крестражи, и Том лишь мог обречённо предполагать, что никто из героев Дамблдора так и не приблизился к тайне. Волан-де-Морт прятал эти чёртовы крестражи, и он был уверен, что ни одна душа не могла узнать местонахождение хотя бы одного из них. Лишь сам Дамблдор был слишком умён и сообразителен, чтобы попасть на след хотя бы одного из них, а после уничтожить кольцо, которое ранее лежало в его кабинете. Кстати, а где же оно сейчас?
Так или иначе, хоть крестраж Волан-де-Морта и был уничтожен, но ровно такой же крестраж болтался на его пальце и был залогом бессмертия в этой реальности мира. Но будет ли он действовать, если кто-то всё-таки сможет убить его здесь?
Том гонял мысли по кругу, начиная с крестражей, приходя к своему кольцу, и заканчивая мыслями о том, как же его крестраж должен здесь действовать. В последнее время ему стало казаться, что ответ находится где-то на поверхности этих мыслей, но каждый раз, вдумчиво прокручивая всё в голове, бессильно отвлекаясь на ломку, он что-то упускал и не мог ответить на свои вопросы.
После случая на свадьбе, когда полностью пало министерство магии и перешло в руки Волан-де-Морту, Тому пришла в голову мысль: воспользоваться тайником, который он подготовил для Тонкс на случай, если что-то пойдёт не так.
Он до последнего надеялся, что не придётся им воспользоваться, но обстоятельства сложились таким образом, что он не мог жить в неведении. Если не было никаких новостей с «тёмной», как выражалась Гермиона, стороны, то нужно было узнать хотя бы, что происходит на «светлой».
Выждав с того момента примерно неделю, Риддл отправился в безлюдный переулок, который показывал Тонкс несколько месяцев назад, подошёл к неприметному шиферу невысокой крыши и, проверив тайник на наличие чего-либо и убедившись, что Тонкс так ничего там и не оставляла для него, оставил сложенный конверт, зачарованный таким образом, чтобы невидимые чернила проявлялись только получателю.
И ожидание стало ещё более мучительным. Он не был уверен, что Тонкс по-прежнему исправно проверяет тайник, потому в первые несколько дней до тошноты снова и снова переживал. Тонкс — единственная ниточка, которая может хоть что-то прояснить в ситуации, это был последний шанс не сойти с ума от неизвестности.
На четвертый день после того, как Том спрятал письмо в тайнике, он проверил и убедился, что оно исчезло. Через день он ходил к тайнику и проверял ответ, но на протяжении двух недель не было никакого письма — абсолютная тишина.
Он впал в глубокую апатию, прикреплённую тошнотворной ломкой и появившимися ночными кошмарами, в которых стала появляться Гермиона, либо крича в ногах Волан-де-Морта, что ей нужна помощь, либо, наоборот, убеждающая, что Том ей больше не нужен, и она вот-вот с ним покончит раз и навсегда.
После таких снов, побывав как в аду, он истошно кричал и задавал себе один и тот же вопрос: когда всё это закончится?
Его сильнее заливало холодным потом, участились приступы тошноты, при которых отвратительная желчь скручивала желудок настолько сильно, что перехватывало дыхание, темнело в глазах, а в груди что-то зверски жгло.
Ему казалось, словно скоро все органы вылезут наружу или откроется сильное внутреннее кровотечение, потому что в последние несколько дней в мутной воде стали появляться кровавые потёки.
Дальше так продолжаться не могло.
Том решил, что если до начала осени не найдёт какой-то выход или не получит обратную связь от Тонкс, то явится к Волан-де-Морту на аудиенцию, ибо без информации о реальных событиях в стане двух сторон жизнь превратилась не то, что бы в кошмар, а в самый последний круг ада, на котором он как будто наконец решил сдаться.
И вот он, очередной день, хуже, чем повторяющийся день Гермионы, потому что в календаре уже перевалило за семьдесят таких дней — постоянных, одинаковых, монотонных и до невозможности тошнотворных.
Первое сентября — день, когда Том должен принять какое-то решение, что ему делать дальше.
Отбросив скучную газету, в которой писали, что магический мир в полном порядке, проходят какие-то реформы, а Поттера так и не нашли и повышают стоимость награды за его поимку, Том тяжело вздохнул, почувствовав очередной болезненный рвотный рефлекс, запрокинул голову назад в надежде переждать тошноту, а после медленно поднялся с дивана, натянул воротник выше и направился к выходу.
Он решил в последний раз проверить тайник, в котором уже без какой-либо надежды ожидал известия.
Стоило ли говорить, какое ошеломление возникло в голове, когда пальцы нащупали тонкий конверт, в котором был сложен лист пергамента?
У него задрожали от волнения ладони, — Том быстро сунул письмо в карман и, словно подгоняемый невидимой силой, пулей вылетел из переулка, перешёл через улицу и трансгрессировал.
Сорвавшись на бег, он быстро оказался у квартиры, сняв защитные чары, зашёл внутрь, расторопно вскрыл конверт и принялся бегло читать.
«Рада знать, что с тобой всё в порядке, и надеюсь за последние несколько недель ничего не изменилось. Я больше не работаю в министерстве: он его захватил, они убили Грюма, пытали моих родителей и ещё несколько членов ордена, но, к счастью, все в здравии, прячемся, разрабатываем план действий. Не могла ответить раньше — за нами тщательно следят, но совсем недавно мне удалось избавиться от слежки. Лестрейндж ищет меня. Очень жаль, что ты был прав. Нас осталось слишком мало. Молния недавно ударила в дом предков, там сейчас безопасно, но никто не решается туда идти, чтобы не привести за собой хвост. Каждый из нас верит в сильный удар, ведь это единственная надежда, что осталась. Собираем силы, ждём сигнала. Если ты с нами, в нужный момент я обязательно дам тебе знать.»
Том сильнее сжал небольшой пергамент и увидел снизу подпись: «На волне поттеровский дозор». Удачи.
Пальцы одеревенели, а дыхание перехватило, — на той стороне всё в порядке, пока беспокоиться не о чем.
Том медленно опустил пергамент, повесил голову и задумался: Поттер был в доме родственников Нимфадоры, но какого чёрта они сунулись туда, если среди Пожирателей смерти есть те, кто также имеет отношение к потомственному дому?