Гермиона внимательно проследила за этим движением, затем снова посмотрела в глаза собеседнику, слушая продолжение ответа.
— Если бы я хотел очистить школу от грязнокровок, то поверь, убил бы их куда больше. С Миртл вышла случайность. Это не входило в мои планы, просто она увидела моего зверька, а тот защитил меня от возможной утечки информации.
— Ты мог ей просто стереть память!
— Мог, но василиск опередил меня с принятием мер, — улыбнулся Том.
Он видел, как ей было тревожно слушать его непринуждённый тон голоса, который так легко говорил об убийстве.
— И хочешь сказать, что не издевался никогда над магглорождёнными?
— Нет, но с удовольствием наблюдал за этим в стороне, — продолжал улыбаться Том.
— Ты лицемер. Строил из себя прилежного и милого мальчика?
— Разве и сейчас не похож на такого? — невинно отозвался он, слегка приподняв бровь.
— Меня от тебя тошнит, — с оттенком отвращения отозвалась Гермиона.
— Как же не вежливо лицемерить в ответ, мисс Грейнджер, — насмешливо протянул Том, притянувшись к ней ближе.
Она хотела, чтобы ей было отвратительно, но Том точно чувствовал — никакого отвращения к нему в ней нет.
— Дистанция, Риддл! — тут же возразила она, немного отшатнувшись от стола. — Мы с тобой договаривались.
— Об этом мы с тобой не договаривались, — отозвался он, однако тоже отстранился и выпрямился.
— Ещё скажи, что в твоём кружке сильных волшебников были магглорождённые, — фыркнула Гермиона, возвращаясь к теме.
— Нет, но я был готов принять любого сильного волшебника к себе.
— И что же не принимал?
— Никто из грязнокровок не хотел примкнуть ко мне. Будет тебе известно, я оцениваю волшебника по достоинству и, прежде всего, по его качествам и потенциальной силе. Чистота крови — это уже дело второе, но так вышло, что моё окружение было из чистокровных волшебников, презирающих грязнокровок, поэтому никто из последних не хотел составить мне компанию.
— Может быть, дело было ещё в том, что видели твою истинную чудовищность за шкурой старательного и вежливого мальчика?
— Полегче со словами, Грейнджер, — спокойно отозвался Том и опасливо сверкнул глазами. — Если мне нужно было, чтобы все видели, какой я вежливый и старательный, то никто в этом не сомневался. Давай не будем отходить от сути нашего разговора. Рассказывай дальше, что там с Волан-де-Мортом?
— Кончилось всё плачевно: Волан-де-Морт исчез, орден и авроры поймали преступников, а министерские посадили их в Азкабан. Вот и всё.
— Орден? Что за орден?
Гермиона закусила губу, понимая, что сказала лишнее, и Том тут же сощурил глаза.
— Послушай, Грейнджер, когда мы договаривались с тобой о выходе из повторяющегося дня, то, по-моему, я очень доступно тебе объяснил, что от меня скрывать ничего не нужно. Не ломай то, что и так держится на волоске. Я не Волан-де-Морт, но пытаю не хуже его, поэтому не вынуждай меня менять наши с тобой взаимоотношения.
Его тон был деловым, невозмутимым, и сам он держался очень самоуверенно. Настоящий Том был не той душой, к которой привыкла Гермиона за две недели своего нахождения в одном и том же дне. Если у того кроме ярко выраженного тепла были сохранены только характерные черты личности, как какой-то отпечаток или образ, то у этого Тома они не только были, но и играли вовсю. Он был приторно вежливый, манерный, каждый его жест был уверенным и лаконичным, а то, как он держался, вызывало расположение и уважение — ему хотелось доверять. Настоящий Том вызывал куда больше страха, и тот чувствовал, как стремительно им наполняется сердце Гермионы. Минус был в том, что он тут же ощутил в себе невероятно сильное желание подавить в ней этот страх. Очередная вспышка тепла захлестнула с головой, и Том кое-как сдержал себя, чтобы не сделать резкое движение в сторону Гермионы, не дотронуться до неё и не соприкоснуться с ней магией. В этот же момент он ощутил, как и в ней вспыхнула магия, призывая Гермиону притянуться к своему источнику, поэтому Том немного отпрянул, скрыв это движение под обычным действием — смена надоевшей позы. Он выпрямился сильнее и засунул ладони в карманы. На губах появилась слабая усмешка, но, на самом деле, не очень-то и смешно было понимать, что его же магия тянет его к Гермионе. Затем усмешка исказилась, превращая губы в тонкую полоску, потому что Том ощутил отголосок тревожности — он не был уверен, что способен сейчас коснуться Гермионы и сдержать своё самообладание. Сжимая почти до боли зубы, он со злостью признавался себе, что… пугается этой связи?
Гермиона стала заинтересованно заглядывать ему в глаза, склонив голову немного вбок.
— Ты злишься?
— С чего ты взяла? — безразличным тоном отозвался Том, уверенный, что ни одна чёрточка на его лице всё это время не выдавала его злости.
— Я… я просто чувствую, что ты злишься, и очень сильно, — медленно произнесла Гермиона, теперь уже жадно рассматривая его лицо.
Том невесело усмехнулся.
Не может быть. Она не может его чувствовать! Не должна!
— Я не злюсь, — продолжал он спокойно утверждать.
— О, Мерлин, Том! — приподнявшись со своего места, изумилась Гермиона. — Ты всё чувствуешь?!
— Что?
— Ты чувствуешь всё, что не мог чувствовать твой крестраж! — догадалась она.
Да, конечно, и, более того, эта магия стала ещё сильнее, действуя на Гермиону в несколько раз мощнее, чем влиял на неё крестраж. Как она умудрялась ещё сдерживать своё самообладание и не уступить своей тяге?
— С чего ты взяла? — слегка поморщился Том, испытывая ещё большую злость от происходящей ситуации, и с ней он совладать не мог.
— Вот, чёрт! — упала обратно на своё место Гермиона, задумчиво отводя взгляд в сторону. — Ты злишься ещё больше! Ты…
Её взор вернулся обратно к нему, и ошеломлённая улыбка появилась на девичьих губах.
— Я чувствую твою магию в тебе. Я различаю твои эмоции!
Что же, это было более худшее открытие. Мало того, что тепло его душило, так ещё и Гермиона теперь об этом знает и может различать любые его ощущения. Просто прелесть!
— Сейчас ты будешь чувствовать мои руки у себя на шее, если не заткнёшься, — прошипел Том, притянувшись ближе к Гермионе со сверкающими от гнева глазами.
Та отшатнулась, однако Том прекрасно различил в ней не только страх, но и подступающее злорадство. Она хотела смеяться над ним.
А ему захотелось тут же подскочить и схватиться ей в глотку, но рассудительность не позволила этого сделать: во-первых, это надломило бы их хрупкий мир, который удалось выстроить с помощью крестража, а во-вторых, Том был не уверен, что достигнет конечную цель в своей жестокости. Схватиться в глотку означало дотронуться до Гермионы, а вот что будет с ним, когда магия соприкоснётся, тут оставалось только догадываться. Может быть, ничего страшного, а может быть… Лучше не думать над этим.
Гермиона молчала, немного ёрзая на скамейке и чувствуя себя ужасно. Ей было и смешно, и страшно, но ужас был сильнее, поэтому на губах так и не появилась насмешливая улыбка.
Том нащупал в кармане пачку, вытянул из неё сигарету и подкурил, не сводя взгляда с растерявшейся Гермионы.
— Зачем Волан-де-Морту потребовалось убить Поттера?
— Понятия не имею, — быстро отозвалась Гермиона, явно думая о чём-то другом.
Том видел, как в её голове стремительно выстраивалась настоящая логическая цепочка, и это раздражало ещё сильнее. В этот момент Гермиона невольно притянулась ближе к нему над столом, и Том тут же понял, что сидящая в ней магия потянула её заглушить его гнев. Это не то, что замкнутый круг, а настоящий круг ада, в котором ни ей, ни ему нельзя испытывать гнетущие эмоции, ибо присутствие их побуждало каждого подавить своим теплом, соприкоснуться, а значит привлечься друг к другу.
— Твою мать, — выругался Том, поднялся со скамейки и, отворачиваясь и отходя от стола, нервно затянулся сигаретой.
Он различил такое же напряжение в Гермионе. Более того, её неловкость стала щекотать ему горло. Это было уже совсем не смешно. Он повернулся к собеседнице, пристально посмотрел ей в глаза и произнёс: