Спадают дезиллюминационные чары. Захват Гермионы ослабевает, глаза тускнеют. Том разжимает ладонь, движения губ замедляются и совсем замирают. Ток в ушах перестаёт трещать, уступая место только стуку крови, а звериный взгляд фокусируется на чёрных опустошённых глазах. Том тихо выдыхает в губы и тоскливо смотрит на изнеможённые черты лица. Одурманенное сознание заставляет ласково и томно прошептать в истерзанные губы:
— Я убью тебя.
Гермиона сморгнула слёзы, слабо сжала чужую рубашку на груди и опустила невидящий взгляд вниз. Том схватил её за грудки и поднял на ноги, моментально прижимая к стеллажу и жадно обхватывая хрупкое тело, наполненное манящей неиссякаемой магией. Пальцы вонзились в спутанные волосы, губы снова овладели чужими, властно призывая отозваться им, и Гермиона с содроганием мгновенно сдалась.
Он не может насытиться теплом — когтистое чудовище разрывало грудь, заставляя причинять боль. Ладонь схватила копну волос, а вторая рука сильнее прижала к своему телу. Том наслаждался испуганным и растерянным взглядом, ощущая, как Гермиона всей душой чувствует на себе испепеляющий и жадный взор. Непослушная рука опустилась к шее, снова сдавливая её и вырывая из груди болезненный стон, тут же пойманный властными губами. Том вдыхал чужое тепло с немыслимой жадностью и жестокостью, с какой Гермиона даже не вдыхала в момент болезненного осознания того, что он не кто иной, как Том Риддл.
Он чувствовал всю податливость своим движениям, — она позволяла душить себя и делать ей больно. Неожиданно её влажные дрожащие пальцы поднялись с груди к заострённым скулам и мягко скользнули по всей линии. Этот жест взорвал ему сознание, и он больно укусил нижнюю губу, вздрогнув от переизбытка чувств. Его пальцы соскользнули с шеи и вцепились в воротник рубашки, грубо притянув Гермиону к себе ещё ближе.
— Остановись, Грейнджер, — тяжело и прерывисто дыша, томно прошептал он, терзая израненные губы. — Я же убью тебя.
Но разум уже давно покинул её. Она снова провела дрожащими пальцами линию от скул к шее, чем вызвала звериный рык из груди Тома. Он ослеп от безумства, ярости и жадности, схватил её за горло, больно сжимая его, и резко прижал к стеллажу. Слабо закусив девчачью губу, он потянул её, медленно поворачивая голову в сторону, и отпустил, ласково скользнув щекой по влажным губам, прикрывая в эйфории глаза. На лице стала появляться хищная улыбка от того, что почувствовал себя котом, играющим с загнанной в угол мышкой. Выросшее из маленького клубочка чудовище готово было мурлыкать, наслаждаясь магией, которую бесцеремонно вытягивал Том. Он снова придушил её, провёл щекой по мягким губам и, немного приоткрыв глаза, насмешливо прошептал:
— Ну же, Грейнджер, включи инстинкт самосохранения.
Но она вцепилась ему в воротник плаща и замерла, судорожно вдыхая знакомый из детства аромат свежести. Его настиг новый приступ злости от того, что не может справиться с собой и оторваться от Гермионы, вызывающей в нём страстное желание овладеть всей её магией. Связывающая их невидимая нить, неумолимо притягивала, не давая ни единого шанса взять себя в руки и отшатнуться. Том снова овладел губами, дающими ему желанное тепло и необъятную силу, тоскливо посмотрел в безжизненные глаза, уже ничего не различающие вокруг, ощутил нестерпимую жажду убить Гермиону, задушить и поймать последний горячий вздох, который слетит с её губ. Внимательно вглядываясь в чёрные глаза, он подумал, что будет очень сильно тосковать по ней, если не сможет вдохнуть её чувства. Он не хочет её терять, но жаждет выжать всю жизненную энергию, ужасно дразнящую и сводящую с ума рассудок.
Где-то глубоко внутри он ощутил тревожность, что не сможет сдержать себя и действительно убьёт её жесточайшей страстью. В подсознании забарабанила мысль, что это неправильно, глупо, неразумно. Том ослабил захват пальцев и губ, борясь с самим собой, злостно простонал, отпустил Гермиону и кулаком со всей силы ударил возле её плеча по книгам. Ярость захватила каждый нерв и заставила бурлить кровь от ослепляющей ненависти. Гермиона вздрогнула, испугавшись звериного взгляда широко распахнутых глаз, отпустила Тома, вжимаясь в стеллаж. Тот отшатнулся, цепляясь за полыхающую злость, неохотно выпустил Гермиону и прикрыл глаза, пытаясь совладать с собой. Чудовище больно вонзилось когтями в сердце, требуя чужого тепла, и, скрипя зубами, он дёрнулся и стремительно поспешил прочь, пока новый приступ жажды не поглотил его с головой.