Гермиона вздрогнула, ощутив, наконец, желанное для неё тепло, мгновенно обмякла в жёстком захвате рук. Том уловил, как испуганный взгляд стал превращаться в томный и невидящий, а веки наполовину прикрылись, оставляя лишь тёмный сверкающий блеск. Чудовище внутри замурлыкало, вызывая странную улыбку, медленно появляющуюся на тонких губах. Наполнившие его чувства от равноценного обмена тепла, зациркулировавшего по кругу от него к ней и обратно, заставили испустить томный вздох. И почему он сразу не додумался дать ей что-то взамен?
Желанные чувства многократно усилились, Том, словно обессилив, прислонился к стене, прижимая к ней Гермиону, и тоже прикрыл глаза, наслаждаясь исступлёнными ощущениями. Он прикоснулся щекой ко лбу и потёрся как ласковый кот, бережливее обнимая тонкое тело и пряча блуждающую улыбку в волосах. Напряжённые пальцы заскользили по всей спине, не сильно впиваясь в плоть через одежду, жестокость отступала, оставляя эйфорию, от которой чудовище трепетало и мурлыкало, ослабляя болезненную когтистую хватку в сердце, продолжая мягко мять его и ритмично медленно сжимать. Его пальцы так же стали повторять эти движения за чудовищем, исследуя спину волшебницы, появилось безумное желание замучить беззащитное существо, утопающее в магии, до смерти. Том приоткрыл туманные глаза и с полной отдачей чувственно сжал обмякшее тело. Сколько он не делился силой с Гермионой, но такой импульс она не готова была принять — она безжизненно уронила голову вбок, сверкнув томными глазами, кудри спали на лицо, и прозвучал протяжный жалобный стон. Том почувствовал, как внутри неё всё начало сгорать, не справляясь с мощью энергии, как огненная лава прожигала нервы, превращая в безжизненную куклу, как её дыхание затруднилось, и даже губы больше не могли поймать воздух. Казалось, Гермиона сейчас же потеряет сознание, но её обтянутые плёнкой зрачки продолжали сверкать из-под полуопущенных ресниц. Том нырнул ладонью в волосы, поднимая отяжелевшую голову и привлекая её к себе, пальцем надавил на щёку и губами мягко и уверенно вонзился в нижнюю девчачью губу. Его затрясло, как в лихорадке, от того, что Гермиона совсем растеклась, превращаясь в какую-то густую жидкость, способную принимать любую форму в его руках. Стук крови в ушах стал слишком громким, заглушая скрежетания молний, перед глазами всё расплылось, и Том снова стал забывать, что ладони сжимают живое существо. Пальцы опустились к плечу и невольно сдавили его без возможности ослабить хватку. Как путник, сгорающий в пустыне от многодневной жажды, он припал к оцепеневшим губам, словно к воде, стал терзать своей страстью со звериным желанием вытянуть жизнь. Гермиона обмякла, как тряпичная кукла, и стала скатываться по стенке вниз. Том не сразу среагировал, губы разъединились, и он резко отпустил плечо, едва успевая подхватить ускользающую волшебницу. Поднимая её, он встряхнул тело и, обнимая рукой за плечи, крепко и бережно прижал к себе, зарывая слабую улыбку в волосах и тоскливо глядя рассеянным взором в пространство перед собой. На задворках сознания он уловил мысль, что поступает жестоко и нужно притянуть к себе хоть немножко разума, иначе есть огромный шанс лишиться источника горячего тепла, а Гермиона попросту не выйдет отсюда живой.
Едва сдерживаясь и выискивая в себе частичку самообладания, Том глубоко вздохнул и почувствовал, как дрожат все его нервы. Напор чувств, которые он пытался обуздать, стал уменьшаться, а Гермиона — оживать. Её тонкие пальцы соскользнули с груди и захватили волшебника в объятия, сцепляясь за спиной в замок.
Том чувствовал себя в каком-то сне: неуправляемом, рассеянном и неподвластном его логике и разуму. Рассудок затерялся в глубинах мрачной пропасти и абсолютно не собирался возвращаться обратно. Кровь и разряды тока гулко шумели в ушах, ладони едва сдерживались, чтобы не сомкнуться в болезненном захвате, а невидящий взгляд продолжал различать только серые тени перед собой. Он даже не понимал, чего сейчас хочет и что должно быть дальше, поэтому по-прежнему неподвижно стоял, крепко прижимая Гермиону к себе, и пытался не сорваться в новую бездну неукротимых чувств. В голову, наконец, пришло нужное слово — баланс. Нужно поймать баланс.
Но этого делать не хотелось, и он дальше пребывал в замешательстве, испытывая странное ощущение, словно время остановилось.
Непослушные пальцы медленно прошлись за спиной от плеча к шее и, чуть надавливая подушечками, стали вырисовывать линии на коже за воротником рубашки. Гермиона неторопливо подняла голову, и Том, почувствовав на себе взгляд, рассеянно посмотрел в ответ. Он различил блестящий туманный взор, который спустя несколько мгновений спустился с тёмных глаз на тонкие губы.
Чёрт, она хотела его тепла! Если он пытался сдержать себя от возможного непоправимого стечения обстоятельств, то она вообще не пыталась как-то помочь ему в этом, словно не понимала, чем это может грозить. Томный взгляд манил продолжить выжимать из неё жизнь, и, едва хватаясь за тонкую нить выдержки, Том хрипло прошептал:
— Остановись.
Но даже если бы она отвела взгляд или внезапно оттолкнула, то это уже не остановило бы его. Частичка самообладания стала растворяться в нахлынувшем потоке страсти, и, отпуская держащую его ниточку, Том мгновенно сжал в кулаке копну волос и приник к губам Гермионы, до боли прижимая к своим, пытаясь вырвать пульсирующую в них жизнь. Резким движением он развернулся вместе с ней, заставил выгнуться под давлением своего тела, и та подогнула ноги и стала опускаться вниз, теряя реальность. Её ладони разжались, и только пальцы смогли зацепиться за край плаща, потянув за собой Тома. Неясный звериный взгляд тёмных глаз жадно начал всматриваться в поблёскивающий взор, черпая затаившееся в нём тепло. Том бездумно исследовал каждый сантиметр тела, сдавливая до боли кожу, спрятанную под одеждой, стягивая волосы цепкими пальцами и с дрожью в зубах кусая губы.
Может быть, Гермиона уже успела пожалеть, что заставила встрепенуться чудовищу, сидящему в груди Тома, но ему было плевать. Она разбудила задремавший вулкан и заставила извергнуть кипящую лаву с чёрными столбами дыма, затмившими всю действительность и какую-либо разумность. Он жаждал магии настолько сильно, насколько вообще её можно было желать. Том заставил Гермиону дрожать от боли захватов и разгорячённого тепла, стремящегося с кровью в каждую клеточку её души. Неожиданно он схватил её за грудки, резко поднял и отшвырнул вглубь комнаты, мгновенно настигая следом, как ураган. Растерянный взгляд Гермионы сфокусировался на ожесточившихся чертах лица, и комната стала наполняться терпким страхом, который неприятно защекотал пылающую кожу. Том жадно обхватил Гермиону, желая подавить её ужас, и снова выплеснул на неё безумные чувства, заставившие женское тело обмякнуть. Он вынудил её сделать несколько шагов назад, врезаться ногами в подлокотник дивана и обрушиться вниз. Каштановые кудри, рассыпавшиеся на мягкой поверхности, — это, наверное, всё, что он смог тогда различить.
***
Том сидел за круглым небольшим столом, опираясь на него локтем, и держал между пальцами дымящую антрацитовым дымом сигарету. В комнате стоял полный мрак, разве что время от времени в темноте ярче загорался красный уголёк, когда тонкие губы зажимали сигарету, втягивая в себя дым. В углу тусклым зелёным цветом горела единственная оставшаяся целой лампа, освещая щепки от разбитой мебели, осколки стекла и разорванные книги на полу. Том не обращал внимания на бардак, рассеяно глядя в пространство в лёгкой задумчивости. Некоторое время назад он был вне себя от ярости, а сейчас пребывал в полном спокойствии от единственной мысли, что волшебница, уже который час бездвижно лежащая на диване с закрытыми глазами, принадлежала ему.
«Это моё и моё принадлежит мне».
Странно было признавать то, что в мире есть какая-то особая связь — ниточка, которая была ему не подвластна. Её не разорвать, не обрезать и не спалить к чертям! Не менее шести часов назад его рассудок полыхал от необузданной жажды магии и жизни, теплившейся на истерзанных губах. Он напрочь забыл, что перед ним и в его руках находится живое существо, в абсолютном помутнении пальцы не замечали, как больно сдавливают тело, и губы не ощущали, как жестоко впиваются в чужие. Наверное, если бы Гермиона не перестала подавать признаков жизни, то сегодня она уже не проснулась бы. Своей безумной жадностью в странной и звериной страстности Том довёл её до бездыханности — она потеряла сознание. Он смог различить бледность её лица, ощутить полное отсутствие отзывчивости, и когда это произошло, то тревожность и тоска стали сжимать ему глотку, приводя в растерянность от того, что сейчас он лишился источника силы и ощущения величественного превосходства. Несколько секунд Том пытался сообразить, что Гермиона не мертва, а она действительно просто потеряла сознание от удушения и пришла в себя спустя минуту, открыв глаза и испуганно взглянув на него. Её взор отразил что-то потустороннее, как будто она только что побывала в загробном мире и вернулась назад, ориентируясь на светлые блики, ведущие её обратно к жизни. Тоскливый взгляд жадно впился в блестящие глаза, а ледяная ладонь прикоснулась к бледной щеке, подавая мягкие незыблемые волны тепла. Гермиона приходила в чувство, вспоминала, где находится и что происходит.