Странно, но в тот момент тоска заглушила всю жадность. Том осознал, что не готов за один раз вызволить манящую жизнь и не желает расставаться с эйфорией, которую приносила необычайная циркуляция магии. Снедающая тоска оказалась сильнее всех чувств, что недавно бушевали в нём, пробудилась осторожность, терпеливость и даже настигли странные ласковые ощущения, поддаваясь которым, Том медленно и осторожно провёл по волосам Гермионы, словно, надави чуть сильнее, она сломается. Нет, он не мог позволить ей уйти так просто и оставить без восторженных и ошеломительных чувств, которые не выразишь даже никакими словами. Приводило в безумие мысль, что это ощущение принадлежало ему — он испытал его, он знает, насколько оно невыносимо мощное, подавляющее, величественное и сладкое, и внутри сидящее чудовище ни за что не дало бы покончить с этим раз и навсегда.
Продолжая находиться в беспамятстве и поддаваясь чувству тоскливости, Том рассеяно посмотрел в туманные глаза, которые успели сменить испуг на что-то другое, и интуитивно притянулся ближе, замирая лишь в нескольких дюймах от бледного лица. Хотелось сильно сжать её в руках всего-то ещё один раз! Он отвёл невидящий взгляд от Гермионы, прикоснулся щекой к опухшим истерзанным губам и мягко сжал её за плечи, получив в ответ обессиленное объятие рукой.
Это одержимость магией. Она не давала ему покоя и абсолютно не пробуждала рассудок. Все движения были подчинены только эмоциям, но никак не логике. Он был словно во сне, которым управляла странная магия и мурчащее от эйфории чудовище, сидящее в груди.
Одержимость, которая была ему не подвластна.
Как может быть что-то неподвластным ему? Том победил смерть, время и неужели не победит магию?
Эта мысль прозвучала так неожиданно, как гром среди ясного неба. Осознание врезалось в голову, как острая шпага, протыкая безрассудность и тоску. Какого чёрта?!
За одно мгновение Том отпрянул от лица Гермионы, глаза прояснились, почернели и яростно впились в безмятежный взор. Яркая вспышка злости и ненависти исказила черты лица. Он резко, не раздумывая, выпустил волшебницу, вскочил с пола на ноги и выдернул палочку из кармана. Её острие больно вонзилось в шею к Гермионе, не ожидавшей внезапной смены настроения, Том схватил её за рубашку на груди и встряхнул, не поддаваясь желанию ударить или тут же бросить заклинание. Какое-то необъяснимое чувство не давало проявить жестокость и причинить осознанный вред.
Но этого жеста было достаточно для того, чтобы Гермиона стала испуганно вырываться. Она задрожала и ужасно занервничала, а её ужас стал обволакивать и обнимать Тома за плечи, вызывая неприятные и зудящие нестерпимые чувства, которые его магия мгновенно хотела погасить. На несколько секунд он прогнулся под этим давлением, невольно отдавая Гермионе тепло, чтобы укротить её страх, но тут же дёрнулся, решительно отказываясь от недавнего безумства и глупости. Как он мог потерять голову?! Как он мог расточить свою выдержку?! Куда делись его разум, рассудок, логика, объективное восприятие ситуации?
Том не вспоминал, как несколько часов назад устроил настоящий беспорядок, разбивая в щепки всё убранство комнаты. Гермиона сначала молчала, в ужасе наблюдая за происходящим, а затем безрассудно подскочила с дивана, очевидно, поддаваясь порывам трепещущей магии внутри, и схватилась в него, пытаясь остановить бушующую ярость, захватившую каждую клеточку прояснившегося сознания Тома. Он не помнил, как грубо оттолкнул её, свалив с ног, и мгновенно навёл палочку в непростительном заклинании. Она закричала, и лишь спустя какое-то время Том отдалённо услышал нечеловеческий визг, возвращающий ему рассудок и заглушающий ярость. Чудовище ужасно взбунтовалось, вцепившись больно в сердце, ослабевая силу заклинания. Нервы задрожали, вызвав тоску и растерянность. Что он делает? Зачем он ломает то, что принадлежит ему? Разве он когда-то относился небрежно к своим вещам?
И снова возникло ощущение, что он во сне. Безумный взгляд стал невидящим и едва ли различал, как испуганная Гермиона, опираясь на ладони, отползала назад к дивану, а затем попыталась достать свою палочку из складок помятой юбки. Этого движения хватило, чтобы в одну секунду оказаться рядом с ней, опуститься вниз и схватить её ладони, заглушая ужас потоками тепла. Он неясно слышал, как она отчаянно произносила его имя, словно пытаясь образумить. Сдавленно шептала что-то о страхе, боли, умоляла остановиться, взять себя в руки…
Том даже не помнил, как осторожно приблизился к Гермионе и почувствовал невероятную дрожь чужого тела в своих руках. Её стеклянный взгляд пытался поймать его, но он смотрел как будто бы сквозь, а когда непослушные влажные пальцы коснулись его шеи, то щёлкающие звуки разрядов тока стали заглушать всё вокруг, тихий и молящий голос Гермионы потонул в пустоте. Что-то призывало обращаться ещё бережнее, чем в предыдущий раз. Как с самой хрупкой вещью на земле.
Том метался из крайности в крайность, не понимая, что нужно поймать баланс. Его настигала то ярость, то тоска, и эти чувства не давали уловить что-то среднее между этим, перетягивая из стороны в сторону. Уже в более сознательном состоянии Том поднял молчаливую Гермиону за плечи и посадил на диван, на который всё это время упиралась она спиной. Его ладонь заставила её повалиться набок, а спустя некоторое время стеклянные глаза опустились вниз и закрылись. От прикосновения ладони на плече ей хватало тепла, скользящего внутри, чтобы успокоиться и перестать дрожать. Много на это ушло времени, но она, наконец, смогла забыться сном и оставить душу Тома в покое. Чужие чувства исчезли изнутри, оставив его наедине с самим собой.
И уже который час он сидел за столом и выкуривал ни одну сигарету, рассеяно глядя в пространство и думая о том, что в такой пока что безвыходной ситуации лучше всего на происходящее смотреть под другим углом. Да, он глупо обсчитался и дал Гермионе больше, чем рассчитывал, к тому же, угодил в свою же ловушку. Раздражало, что его может чувствовать человек, безусловно. Но преимущество было в том, что только он в силах был управлять эмоциями, что разделялись ими на двоих. Преимущество было хотя бы в том, что магия наделяла его невообразимой силой и уверенностью, а её, наоборот, делала слабой и податливой его жестам. Гермиона была полностью в его руках. Разве не этого он хотел?
Впервые за долгое время Том перевёл взгляд на неподвижно лежащую волшебницу, которая давно забылась тревожным или, наоборот, спокойным сном. Её рука была под головой, а волосы упали на лицо, закрыв его наполовину. Появилось желание обнажить его, чтобы вглядеться в безмятежные и расслабленные очертания.