— Ты заходил к Горбину?
— Да, выяснил, какой предмет он держит для Малфоя. Исчезательный шкаф, — легко отозвался Антонин.
— Что это? — нахмурился тот.
— Их изготавливали во времена первой магической войны. Они служили чёрным ходом для отступления. У каждого шкафа есть пара, и, войдя в один, ты попадаешь в другой, оказываясь в новом месте.
— У каждого шкафа есть пара? И какая пара у этого шкафа?
— Не имею представления. Их осталось очень мало, и, кажется, никто ими не пользуется. Горбин вряд ли когда-то его продаст, ведь неизвестно, что случилось с другим шкафом в этой паре.
— А ты расспрашивал его об этом?
— Разумеется. Этот шкаф исправный, но не переносит в другое место. Полагаю, другой сломан.
Том снова опустил голову, размышляя, затем резко произнёс:
— Хорошо, я тебя понял. Давай, забирай виски и оставь меня. Если ты не спишь, не значит, что другие не спят.
Антонин усмехнулся взял бутылку, стакан и махнул на дверь.
— Проверь, чтобы никого не было, иначе придётся через окно.
— По-твоему, нет ничего странного, если я выгляну в пижаме?
Том пронаблюдал, как тот закусил губу, взглянув на дверь, потом на окно, усмехнулся и подошёл к выходу, насмешливо произнеся:
— На твоём месте я бы вышел, как и зашёл, если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе.
— Наверное, странно выходить от тебя в пять утра.
— Именно, — снимая заклинания и открывая дверь, согласился Том, затем обернулся с улыбкой. — Но тебе повезло — можешь идти.
Антонин прошёл мимо него и быстро вышел в коридор, а тот закрыл дверь.
Том не смог больше уснуть. Принял душ, растрепал мокрые волосы, оглядел себя в зеркале, стал расхаживать по комнате, и всё время размышлял о том, как скрываться от преследования, если под окнами начнут расхаживать Лестрейнджи. На ум приходили только дезиллюминационные чары, но если он где-то выдаст себя с ними, то больше выхода нет, разве что идти напролом.
Затеянная игра стала казаться слишком рискованной и опасной. Если останется идти напролом, то о Волан-де-Морте можно забыть. В любом случае Том не готов отрекаться от своих целей и бегать на побегушках даже у самого себя. Если Волан-де-Морт не понимает важность пророчества, действия Дамблдора и значение в этой войне Поттера, то кто, как не он, позаботится о своём будущем?
Мысли привели к размышлению о своей жизни. Кто же он? Юный Волан-де-Морт, которого ожидает такое будущее, или ему никогда не вернуться назад в своё настоящее время? В первом случае, значит, это петля, и нужно приложить все усилия на то, чтобы выбраться из неё, изменить время, своё будущее, вспомнить то, что происходит здесь и сейчас, искривить пространство и не прийти к такому пути никогда. Во втором случае ему остаётся быть тем, кто он есть, и, глядя на свою копию, не допустить ошибок, а значит, строить новый мир, в котором не должно быть ненавистной войны и рек волшебной крови. Но как остановить эту войну?
Том посмотрел на окно и подошёл к нему, закусив губу.
Он не может принять чью-либо сторону. У него может быть только своя сторона, а значит, даже в этом времени нужно привлекать к себе людей, жаждущих спокойной жизни. Другими словами, нужно выступить против гнёта Волан-де-Морта, а значит… бросить самому себе вызов? Но что, если это петля?
Том устало опустил взгляд вниз, смеясь над своими мыслями.
Что ему делать, если он не знает, какой из вариантов истинный? Считать, что Волан-де-Морт — его будущее, а значит, помогать ему во всём? Или полагать, что теперь его жизнь не зависит от него, а значит, выстраивать дорогу так, как ему хочется и кажется нужным?
Он признался себе, будь не тем волшебником и рос бы в этом времени, то обязательно попытался бы свергнуть власть Волан-де-Морта. Так же как всю юность был воодушевлён идеей — свергнуть власть Грин-де-Вальда.
До сознания дошло, что рано или поздно наступит момент, где нужно определиться за кого он играет: за Волан-де-Морта или самого себя?
Думы отягощали жестоко. Тревожность — отвратительное ощущение, преследовавшее всю жизнь. Он хотел избавиться от неё в своём настоящем, а теперь попал сюда и живёт с нею точно так же. Том беспокоится за то, что ведёт умную и правильную игру, за то, что все его планы не провалятся, и за то, что не ошибся, принимая решение действовать не во вред Волан-де-Морту, но и не в ущерб своим интересам. Отвратительное ощущение, которое никак не давилось слабо вспыхнувшей магией.
Том только сейчас понял, что заставил нервничать Гермиону. Он посмотрел в потолок, глубоко вздохнул, сбрасывая тяжёлые думы, и повернулся к столу, в тумбочке которого были спрятаны отданные Долоховым газеты. Нужно было отвлечься от всего и самым лучшим будет изучать этот новый для него мир дальше.
Он не спустился ни на завтрак, ни на обед, чувствуя, как всё время пытались одолеть тревожность и беспокойство. Иногда эти ощущения становились сильными и вспыхивали в Гермионе, заставляя думать о том, чтобы быстрее приблизился вечер. Ему нужно было чувство уверенности. Кажется, это то, что является необходимым, но… что это? Привязанность?
Том поморщился, откидывая от себя газету. Ошеломительная магия и чувства, что вызывала она в нём, привязывали к Гермионе, заставляя тревожиться не только за себя, но и за неё, потому что она была источником этого подавляющего превосходства и невыразимой силы, которую он приобрёл. Так стоит ли она того или нет?
Том облокотился на стол локтями и спрятал лицо в ладонях, ощущая внутренние метания из угла в угол. Третья неделя в новом мире была настолько насыщенна размышлениями и открытиями, сколько не было хотя бы за последний год в его времени. Как ещё голова не болела от огромного потока информации, постоянных мыслей обо всём и чувств, вызванными связью с Гермионой?..
Вечером он внимательно следил за видом из окна и с облегчением понимал, что никто не наблюдает за ним. Он спустился на ужин, не разговаривал ни с кем и не обращал внимания ни на кого, чем вызывал особый интерес у Рудольфуса, который явно решил, что Том не в духе, а значит, просидит в своей комнате, как минимум, до следующего утра. Конечно, так и сделал — после ужина молча отправился в комнату и закрылся, на самом деле, готовясь к предстоящему побегу из дома.
В нужное время Том без препятствий покинул поместье Малфоев и спустя минут тридцать уже преодолевал последнюю ступеньку, ведущую на восьмой этаж Хогвартса. В этот раз он не стал заходить в Выручай-комнату, ожидая появление Гермионы.
Когда она появилась в коридоре, Том пошёл ей навстречу, чтобы остановить и не позволить комнате приобрести вид привычной маленькой гостиной, в которой ранее проводили время и в которую по привычке собиралась попасть волшебница. Ладонь проскользнула к запястью, отчего та вздрогнула и тут же потянулась к нему. Он обернулся по сторонам, с облегчением понимая, что никого нет на горизонте, и, борясь с чувствами, вызванными прикосновением, шепнул:
— Тише-тише…
Гермиона опустила голову, глубоко вздохнув, собирая разбитое самообладание, и в это время Том подумал о комнате, в которой находятся все когда-либо спрятанные предметы.
Когда появилась дверь, он завёл волшебницу внутрь, снял дезиллюминационные чары и посмотрел на неё. В одно мгновение его рука коснулась женского плеча и притянула Гермиону к груди. Она тяжело выдохнула в плащ, покрываясь мелкой дрожью от слабого проявления тепла, которое Том дал ей, опустив ресницы вниз и прошептав в волосы:
— Успокойся. Вспомни о том, как держать самообладание.
Примерно с минуту они стояли молча, различая треск наэлектризованного воздуха, пока Гермиона не пришла в себя и не отшатнулась от него, подняв взгляд. Её ладони медленно отпустили Тома, а глаза тоскливо пробежались по всем очертаниям лица. Тот медленно развернул её и заставил посмотреть вглубь комнаты.
— Что мы здесь делаем?
— Узнаешь? — спросил со слабой улыбкой Том, посмотрев сначала на груду разнообразных вещей, затем на Гермиону, улавливая её короткий взгляд.
Чуть сощурив глаза, он некоторое время наблюдал за ней и мгновенно понял, что сейчас самый подходящий момент сорвать с бледных губ магию, потому что волшебница была расслаблена и полностью увлечена осмотром огромного помещения, перебирая в голове воспоминания пережитых ранее дней. Том резко наклонился, поднесённой к щеке ладонью поворачивая лицо к себе, и прижался к губам, заглядывая в растерянный взор. Он сразу же почувствовал мерцающую нить, колеблющуюся в глубинах души, и глубоко вдохнул, засверкав белоснежными молниями в радужках, наполняясь уверенностью, мощью и превосходством. За спиной ощутимо заплясали невидимые тени, призывающие извергнуть магию наружу оглушительным взрывом, но Том уже выпрямился, прерывая белеющий сгусток, и неестественным взором быстро оглядел комнату.