Она закусила губу, не смея отшатнуться и прервать неизвестные ей размышления Тома. Его взгляд поднялся к волосам, остановился на пушистых волнах, а осязательная память тут же напомнила, какие они наощупь: густоватые, тяжёлые, непослушные, но мягкие. Он посмотрел на себя и отметил резкий контраст со своим тёмным оттенком волос: такие же густые, волнистые, но жёсткие. Такие же жёсткие и глаза, слегка прищуренные со скользящим в них теплом магии, которую уловила Гермиона, неотрывно наблюдая за ним.
Том пристально вонзился в свой взгляд, замечая, как он медленно стал меняться в отражении. Что-то внутри подсказывало раскрыть в себе больше чувств по отношению к гуляющему в душе Гермионы волшебству. Он сдвинул ладони с плеч ближе к шее, подминая под них пушистые волосы, и выпустил тепло, мгновенно расслабившее волшебницу. Вдалеке послышался знакомый треск, слабо зазвучал стук крови в ушах, медленно набирая силу.
Что дальше? Как наполнить себя уверенностью?
Давно уснувшее в груди чудовище неторопливо пробуждалось, сбрасывая остатки глубокого сна, чувствуя голод и жажду. Том ощутил, как обжигающий яд стал растекаться по крови, жаля нервы, а рассеивающимся взором заметил такой же жадный взгляд Гермионы — она впадала в бесконтрольность.
Нет, не так. Этим он ничего не добьётся. Наоборот, нужно успокоиться и… вспомнить об искренности?
Том плотно сжал губы до скрипа в зубах от навалившихся ощущений и попытался перебороть в себе взбесившееся чудище, молчавшее множество дней и начавшее больно сжимать сердце, заставляя притянуться к беснующейся магии в теле Гермионы. Подушечки пальцев невольно сдавили ключицы. Том отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул, пытаясь уловить нарушенный баланс, но сознание стремительно ускользало, оставляя расплывчатые оттенки серых цветов. Почему он не может почувствовать трепет к Гермионе, прекрасно сдерживающий его самообладание на протяжении нескольких дней?
Снова перевёл туманный взор на её отражение и попытался сфокусироваться на тёмных глазах. Заставлял себя внимательно вглядываться в каждую чёрточку на миловидном лице, чтобы пробудить хоть каплю бережливости по отношению к ней, но пальцы давили сильнее, а инстинкт вовсю кричал развернуть её к себе и вцепиться в губы, чтобы вытянуть магию.
И в момент, когда был готов уже сорваться, Том замер, уловив мелькнувшее внутри себя обожание. Мысль зациклилась на странном ощущении, и он вновь стал выискивать в душе эту нить, которая дала ему толчок к самоконтролю.
Подумал о том, что же будет, если Гермиона не останется рядом с ним, если когда-нибудь её блестящие глаза померкнут и закроются, переставая наполнять мощью необузданного тепла. Или останутся воспоминанием, если она когда-нибудь вздумает избегать его, прятаться и скрываться.
Он хотел превосходства, силы, уверенности! Он точно знал, что она способна это дать! Её всего лишь нужно было проникновенно обожать?
Дёрнув желваками, Том нахмурился, уткнулся в пушистые волосы и нехотя заставил себя подумать о какой-то привязанности к Гермионе. Если это ключ для обладания того, что приводило в восторг и делало уникальным и сильным, значит, нужно было поддаться этому.
И он поддался, поднимая голову и заглядывая в свои изменившиеся тоскливые глаза.
Шум наэлектризованного воздуха стал отступать, а мир из серого рассыпался на все оттенки цветов, и только белоснежный блеск засверкал в его преобразившихся глазах. Том заинтересованно склонил голову вбок, теряясь в окруживших ароматах и вкусах, жадно впиваясь в неестественный взгляд, и увидел, как на губах появляется ошеломлённая улыбка. Вот чёрт, он так зачарованно и пугающе выглядит?..
За спиной проснулись тени, желающие выпустить скопившуюся магию, но, как только он опустил глаза на Гермиону, пробудилась бережливость и осторожность, одёргивающая от необдуманных желаний. Она чуть сощурилась, наблюдая в отражении за изменениями, и тихо с удивлением спросила:
— Что ты сделал?
Но Том молчал, прожигая себя взглядом со странной улыбкой на губах.
— Том? — обеспокоенно позвала Гермиона.
Он прочувствовал в теле завихрившийся импульс и с большей жадностью впился в зеркало.
Послышался скрипучий треск, та с изумлением увидела образующуюся трещину на гладкой поверхности и через мгновение обернулась, в ужасе хватаясь за плащ и отталкивая Тома от зеркала. Он едва удержался на ногах, прерывая зрительный контакт со своим отражением, попятился резко назад, вцепившись в Гермиону, обхватил её за спину и буквально поднял с пола, разворачивая и закрывая собой. Следом раздался громкий звук лопающегося стекла, и груды осколков звонко посыпались на пол, отскакивая и пытаясь нагнать двоих.
Первым оживился Том, продолжая оттаскивать Гермиону назад, не давая ей упасть, затем обернулся на осколки, замершие на полу, и перевёл изумлённый взгляд на испуганное лицо.
— Ты с ума сошёл?! — истерично воскликнула она, широко распахнув глаза.
Тот опешил, приоткрыв рот, но Гермиона мгновенно оттолкнула его от себя и продолжила кричать:
— А если бы зеркало упало на нас?! Если бы осколки вонзились?..
Том схватил её за предплечья в неистовом порыве успокоить, ошеломлённо бегая глазами по лицу, и с придыханием перебил:
— Перестань! С тобой всё в порядке!..
— Могло быть и не в порядке!..
— Тише! Успокойся, — выдохнул он, на мгновение прижав её к себе, затем резко выпустил, взял за запястье и повёл к выходу.
— Что сейчас было?!
— Ничего, — бросил Том, накинул на себя дезиллюминационные чары, толкнул дверь и вышел с Гермионой в коридор.
Та быстро огляделась по сторонам, дождалась, когда тот задаст комнате другой облик, затем почувствовала, как ладонь снова дёрнула её к двери, и проскочила внутрь знакомого помещения. В ту же секунду показался Том, остановил Гермиону перед собой, сжав плечи, и воодушевлённо заговорил:
— Эта магия — она может выплёскиваться без палочки! Она воссоздана чувствами, и чем глубже ты проникаешься к ней, тем сильнее она делает тебя!
— Что? — не улавливая поток бессвязных мыслей, переспросила та.
— В тебе находится моя магия, которой наделил тебя крестраж, и она способна делать всё, что угодно, когда воссоединяется со мной! Другими словами, часть, сидящая в тебе, при правильной эмоциональной окраске соприкасается с моей и выдаёт сокрушительный эффект, благодаря которому я могу разнести здесь что угодно!..
— При какой эмоциональной окраске?
Том чуть сдвинул брови и ответил не сразу.
— В свой крестраж я вложил все чувства, связанные с любой трепетностью и… другими эмоциями, основанными на жалости, привязанности и каком-либо проявлении любви к чему-то. Когда ты своими чувствами выдернула из крестража меня, то всё, от чего я избавился, вернулось назад. Но вот незадача: кусок моей души наделил тебя моей же магией, моими же чувствами, и когда я оказался в этом времени, то стал ощущать нехватку того, что теперь находится в тебе. Однако твои чувства перемешаны с частью моих, и благодаря этому я использую и твой магический потенциал…
— Подожди-подожди, — быстро соображая, перебила Гермиона. — Ты хочешь сказать, из-за влияния крестража во мне теперь не просто твоя магия сидит, но и перемешивается с моей собственной, и, как ты говоришь, при правильной эмоциональной окраске взаимодействует даже без касания, и как будто мой магический потенциал становится твоим?
— Добавляется к моему, — поправил Том. — Твоя сила добавляется к моей. В этот момент две наши сущности становятся одним целым, а значит, в два раза сильнее.
— В какой момент? Как ты прочувствовал это?
— Чувства, Гермиона, — спокойно отозвался он, лишь шевеля губами. — Это просто чувства. Я самовлюблён и люблю ту часть, что осталась у тебя. Я испытываю к ней тягу, даже подсознательно стремлюсь вернуть её назад, но она в тебе, и вернуть её не могу, поэтому…