— Тебе рассказать, как это называется? — смеётся в губы и заново дёргает нижнюю. — Ты серьёзно не знаешь?
И Гермионе становится так же смешно, как и ему. Не веря своим глазам, она закрывает их и не скоро возвращает к нему взгляд, пытаясь прожевать в затуманенном сознании происходящее.
Том продолжает играться: медленно вонзает пальцы в каштановые волосы, очерчивает носом невидимые линии по расслабленному лицу и захватывает приоткрытые, изгибающиеся в слабой улыбке губы, время от времени мягко врезаясь зубами, сдерживая в них дрожь.
Вдруг в сознание, как кинжал, вонзается мысль, и Гермиона чуть отворачивает голову, неожиданно спрашивая и ощущая, как от волнения мгновенно пересохли губы.
— Что я должна сделать?
— О чём ты? — спрашивает Том, носом поворачивая назад её голову.
— Ты чего-то добиваешься от меня своими… действиями, — неуверенно отзывается Гермиона, пытаясь не смотреть в тёмные заинтересованные глаза.
Он тихо смеётся, на секунду закусывает её беззащитную губу и коротко отвечает:
— Ничего.
— Не лги, Том, — выдыхает та, пытаясь не поддаваться на сладкую уловку.
— Разве ты почувствовала, что мне больно сейчас? Нет. Значит, я не солгал.
И Гермиона не сдерживается, поднимает глаза и встречается со смеющимся манящим взором.
— Если бы мне нужно было что-то от тебя, то воспользовался бы магией — это проще простого.
— Но… зачем тогда?..
— Просто хочется, — сверкая глазами, с усмешкой перебивает Том и прижимает её к себе крепче.
Гермиона не может скрыть изумление и блуждающую улыбку, появившуюся на губах, но тут же слабо качает головой и медленно проговаривает:
— Ты шутишь.
— Почему ты так реагируешь? — тем же тоном спрашивает Том, оглядывая светлое лицо озорным взором.
— Твои… порывы меня пугают, — ещё ярче улыбается Гермиона, пытаясь спрятать губы, но ничего не получается.
— Меньше болтай, больше будут радовать, — странно усмехается он и прикасается ко лбу, затем медленно шёпотом ей в губы добавляет: — Иначе я могу изменить решение, потому не вынуждай — что-то мне подсказывает, я этого не хочу.
Гермиона немного хмурится, но ощущает, как по коже начинают бегать мурашки, сердце готовится сделать кульбит, а к подсознанию, как Том к губам, подкрадывается восторг.
— Том, не играй со мной, — молящим голосом просит она, однако сдерживает касание. — Если это не по-настоящему…
— Разобью тебе сердце, я знаю, — быстро перебивает и приоткрывает пересохшие губы.
Гермиона трясётся и сдерживает смех. Она не верит в происходящее, кажется, это сон или иллюзия, но точно не жизнь. Что с ним? Неужели он, наконец, совладал с собой, принял неизвестные ощущения и нашёл в этом больше плюсов, чем минусов?
Без магии и тепла, без жадности и неразумности пробудил в ней кипящий вулкан с горящей, медленно стекающей лавой, плавящей все внутренности и душу.
И она плавится от восторга ощущений, что сейчас испытывает Том. Все рецепторы различают человеческое тепло, тело желает раствориться в сладкой отдаче её чувствам, витающим и томящимся уже долгое время и теперь открывшимся без привычного волшебства. В эту же секунду ей хочется закричать, жадно вцепится и не на секунду ни за что не отпускать, различая точно то же самое в нём.
Он ослабляет захват, медленно дышит и странно улыбается в губы, завороженно глядя сверху вниз на миловидные очертания. Затем рука проскальзывает под волосами и притягивает Гермиону к плечу, а сам касается щекой копны волос и прижимается, поднимая туманный взгляд на стену, начиная переминаться с ноги на ногу, тем самым заставляя и ту сдвинуться с места.
— Это будет ещё один наш маленький секрет, — тихо и медленно произносит он задумчивым тоном.
Гермиона поднимает руки выше и обхватывает Тома за шею, согласно протянув в ответ, затем аккуратно переставляет ногу в сторону, слабо качнув плечами и возвращая в обратное положение. Через секунду повторяет снова, словно покачивается под неслышимую музыку, от чего Том сначала немного отпрянул, не поддаваясь жесту, но на следующий раз повторил её шевеление и тоже переставил ногу чуть дальше.
— Что ты делаешь?
— Тебе рассказать, как это называется? — издаёт слабый смешок Гермиона, отпрянув от плеча, чтобы заглянуть в тёмные глаза.
Том сначала вздёргивает бровь, неожиданно дарит слабую улыбку, заставляет Гермиону покачиваться сильнее, потом перехватывает одну ладонь, поднимая вверх, и кружит волшебницу вокруг, после чего хватает за другую руку. На второй раз она начинает тихо смеяться, а на пятый закатывать глаза от хохота, с искренним удовольствием позволяя дёргать и кружить себя, терять каждый раз равновесие, наблюдая, как Том тихо посмеивается над её ребячеством. В этот момент она почувствовала себя самой счастливой, беззаботной и живой. Все ужасы и проблемы моментально вылетели из головы, оставляя детскую радость, веселье и восторг. Звонкий смех врезался и отлетал от стен, наполняя комнату чем-то умопомрачительно сладким и пьянящим.
Она ощущает безмятежность, наполненность чувствами, искреннее обожание и сильную привязанность, нисколько не зудящую, а наоборот, ласковую и нежную. Её словно вырвали с этой планеты и закинули в сказку, где всё заканчивается хорошо и счастливо. Там не может быть плохих концовок. Она в сказке, потому что только там Том будет танцевать с ней под неслышимую мелодию, отдалённо звучащую в их головах.
Вскоре Том крутанул последний раз, тут же поймал в руки и прижал к себе, замедляя покачивания и сводя их на нет. Гермиона, успокоившись, опускает глаза на пол и глубоко вздыхает, чувствуя, как рассыпаются радостные ощущения, ставшими впоследствии ярким воспоминанием. В голову медленно возвращается тяжесть дней и сложившихся обстоятельств, но слабая, хоть и грустная улыбка не сходит с лица.
Они молчат долго, замерев на месте, затем Том отстраняется и спокойно спрашивает:
— Тебе лучше?
Она кивает, а гнетущие эмоции снова подступают к горлу, образуя комок.
Некоторое время они продолжают стоять молча, затем Том отпускает её, едва слышно вздыхает и отходит к креслу. Гермиона видит, как с каждым его шагом мир сыпется на мелкие кусочки, окрашенные в тёмные оттенки, пространство бледнеет, и сказка испаряется.
Это реальная жизнь, и здесь предусмотрены плохие концы.
Она наблюдает, как ровное лицо немного хмурится, а тёмные туманные глаза перестают блестеть, рассеянно глядя на неё. В душе мелькает чужое сожаление, перемешанное с лёгким раздражением, которое мгновенно хочется убрать.
Нет-нет-нет! Она не хочет, чтобы он сожалел о недавнем порыве, потому подходит, опускается перед ним и хватает за руку, ловя пустой, лишённый каких-либо эмоций взгляд.
Гермиона пытается дать толику тепла, заставить его поддаться ей, и на свои попытки получает лёгкую полуулыбку, но глаза так и блуждают в безжизненной пустоши, в которой ей явно нет места. Там никому нет места, кроме него самого.
И сейчас Гермиона понимает, что игра Тома, окружившая её со всех сторон, не с ней, а у него — с самим собой. Нужно лишь помочь победить ему в этом.
Она медленно складывает свободную ладонь на штанину, ведёт по ней вверх и цепляет холодные пальцы руки, лежащей на бедре, замечая, как пустой опущенный на неё взгляд начинает загораться любопытством.
Она вымученно улыбается ему, притягивает пальцы ближе, чтобы обхватить ладонь, и наблюдает, как уголки тонких губ пару раз дёргаются.
— Понимаешь, с кем связываешься? — звучит задумчиво и легко, но таит какую-то загадку.
Гермиона на пару секунд опускает голову, чувствуя, как хочется закричать во всю глотку, но вместо этого спокойно отзывается:
— Расскажи мне всё, что считаешь нужным. Я помогу.
Том в удивлении приподнимает брови и чуть наклоняется к ней, но та не сдвигается с места, а лишь прислоняется щекой к коленке.
— Я сделаю, что скажешь, — добавляет ко всему, затаив дыхание.
Она выжидает столько, сколько требуется Тому сложить что-то в своей голове и решиться на какой-то шаг, наблюдает, как тёмные глаза мимолётно пробегаются по комнате, возвращаясь к ней, чувствует чужое колебание и сомнение, затем ловит резко изменившийся на самодовольный взгляд и завороженно прислушивается к мягкому тембру голоса, произносящему слова: