— Это может подождать два часа.
— Может быть, может, а, может быть, нет, — пожал плечами тот, надел шляпу на голову и неторопливо направился к выходу.
Риддл несколько секунд смотрел ему вслед, затем быстро засобирался, прошёл мимо стола, чтобы потушить недокуренную сигарету, и вышел следом, поднимая воротник, тем самым закрывая часть лица.
На улице капал небольшой дождик, бесконечно падая с антрацитового неба вот уже целый день, но, когда Том трансгрессировал к школе, там его встретил настоящий ливень, который за минуту намочил волосы и всю одежду. Отвратительная погода.
Встреча с Тонкс назначена на два часа позднее, поэтому ему пришлось наложить на себя дезиллюминационные чары и отправиться искать её. Повезло, что её пост был в поле, потому не так много времени ушло на поиски и дальнейшие объяснения. Нимфадора провела Тома на территорию замка и ушла, едва слышно пожелав удачи.
Зайдя в школу, он начал размышлять, что сделать в первую очередь. Соблазн сначала добраться до Гермионы был велик и с каждым пройденным шагом становился сильнее, но Том настырно отбивался от такого желания, с лестничного пролёта сворачивая в коридор второго этажа. Неужели он не может элементарно побороть своё наваждение? Вспыхнувшее на задворках сознания раздражение накатывало медленной волной, но он пытался угомонить, как одно, так и другое чувство. Пока выходило неважно.
Наконец, показался до боли знакомый коридор, ведущий к девчачьему туалету, но вдруг возникло внезапное чувство оцепенения и страха. За первые несколько секунд Том ничего не понял, что произошло, но когда внутри отчётливее проявились паника и ужас, он мгновенно сообразил, — Гермиона испытывает устрашающие эмоции, а значит, находится в опасности.
Он резко развернулся и, опираясь на интуицию и способность ощущать неразрывную связь с волшебницей, побежал к лестницам. Дорога оказалась короткой — всего лишь следующий этаж, но за это время Том успел продумать несколько возможных событий, которые могли случиться с Грейнджер, а также как повести себя в ситуации, если она с кем-то.
Очевидно было, что с кем-то, и этот «кто-то» вызывал в ней невозможный, несдерживаемый ужас.
Том толкнул дверь аудитории и залетел внутрь, быстро оглядывая обстановку, чувствуя, как забурлившая магия поднялась незыблемой волной, желая мгновенно притянуться к источнику паники и страха, чтобы задавить ужасно зудящие и неприятные чувства. В первую минуту поддаваясь именно этому порыву, он взялся за тянущуюся к нему ладонь и тут же невольно выпустил рвущееся наружу тепло, от которого Гермиона впала в некого рода транс. Её безжизненный взгляд выискивал его в воздухе, рассеянно скользя по невидимому лицу, а затем обратился к волшебнику, бездвижно лежащему на полу. Том последовал её примеру, и вид гриффиндорца заметно отрезвил его. Он тут же выпустил руку Гермионы, поднялся, преодолел несколько шагов и опустился перед парнем, замечая, как густая тёмная кровь впитывается в белый воротник рубашки. И тут до Тома дошло, почему та растерянно и пугливо шепчет его имя, подзывая к себе, не имея возможности справиться со своими эмоциями.
Предполагаемая картина заварушки, получившая такой исход, моментально прояснилась в голове после того, как в парне он узнал Кормака Маклаггена, успевшего проявить себя не с самой приятной стороны, чем вызвал впоследствии в Гермионе появляющиеся приступы страха от близости с противоположным полом. К счастью, такие выходки на Тома не распространялись, потому как связующая магия, внутреннее тепло и элементарная влюблённость не позволяли испытывать к нему какие-то отвратительные чувства, наоборот, притягивая и заставляя желать его присутствия и постоянной близости.
Она снова звала, повторяя имя, как какую-то мантру, и он не сдержался и снова рванул к ней, притягиваясь, как магнит, пальцами к побледневшей щеке. Внутри что-то неприятно сжалось от вида волшебницы, захлёбывающейся в своих домыслах, и это «что-то» захотелось мгновенно вырвать, изничтожить, сжечь и развеять пеплом на ветру. Чтобы избавиться от нового и странного чувства, пугающего своей неизвестностью, Том небрежно опустился пальцами по щеке к шее, нащупывая сонную артерию, чтобы подать ещё больше волшебства, которое должно убаюкать и свести на нет зудящие эмоции. Он прекрасно понимал, почему Гермиона трясётся, как осиновый лист, чуть ли не стуча зубами во время дрожи, потому наклонился к ней и спокойно произнёс:
— Он жив.
Но она не поверила, словно не слыша или не понимая, что он ей сказал. Очередной стон сорвался с блёклых губ, на что Том невольно отреагировал, заставляя внутреннее тепло, отдаваемое ей, пронзать всю сущность, добираясь до каждого нервного волокна, но в один момент происходит какой-то сбой установившейся связи после слов, которые сорвали с дрожащих губ:
— Я тебя ненавижу!
Внутри всё заколебалось, расшатываясь так, словно жидкость, наполняющая Тома, как в каком-то сосуде, тут же выльется через край. Захотелось мгновенно закричать или зашипеть в ответ на лживые слова, но вместо этого пальцы вонзились в нежную кожу шеи, жёстко скользя к затылку, а слова сами сложились в точной фразе:
— Ты не убила.
И после этого во всю мощь внутри заиграла чужая слезливость, сожаление и растерянность. Гермиона жалела себя, но ничем не могла утешиться, а Том, обычно ощущая к чужим слезам равнодушие, чуть опустил голову, слегка поморщившись, покосился в сторону лежащего без сознания волшебника и почувствовал, как злость на него молниеносно начинает испепелять внутренности. Этот ублюдок в прошлый раз вмешался в его жизнь и взаимоотношения с Гермионой, с чем, к счастью, Том смог справиться, поманив своим теплом и проявив осторожность и максимальное сочувствие и понимание, на которое был способен его крестраж. В этот раз он снова зачем-то попытался и удачно нарушил состояние волшебницы, от которой зависело и его душевное равновесие. Какое он имел право влезать в её жизнь, ужасая своей навязчивостью? Какое право он имел вмешиваться и портить ей внутренний баланс, который Том тщательно и постепенно выстраивал на протяжении нескольких недель? Какое право он имел преследовать и прикасаться к тому, что он уже давно считал своим?
Злость разрывает нервы, заставляя потерять рассудок, броситься к беззащитному парню и добить его, причём не обычным взмахом палочки, а своими собственными руками, чтобы потом ощутить наступающий холодок, медленно остывающего мёртвого тела. Что-то заставило повернуться лицом к Гермионе и, увидев её безжизненный взгляд, Том снова загорелся желанием задавить гнетущие эмоции, с которыми та не справлялась. Это было как в тот раз, когда она узнала, что перед ней не кто иной, как будущий лорд Волан-де-Морт, что гоняется за мальчишкой, ставшим ей лучшим другом с детства. Хотя нет, наверное, хуже. И терпеть это было невыносимо.
Она что-то мямлила об убийстве, пытаясь заламывать руки от отчаяния, чувствуя себя подавлено и разбито, и он решился укротить её состояние тем же способом, что два месяца назад. Том резко выпрямился, дёрнул Гермиону за плечи, обхватил рукой за талию, властно прижимая к себе, и впился в губы, беспрепятственно приоткрывая их и осторожно вдыхая скользящее изнутри тепло. Она затряслась ещё сильнее, не в силах преодолеть и поглотить столько магии, сколько отдавал он ей, заставляя броситься в мягкую пропасть, в которой она уцепилась за соломинку ужаса и боли, не желая отпускать ненависть и страх. Но сопротивляться ему долго Гермиона не могла, потому замерла, уловив проявляющуюся в себе жадность и пристрастие, после чего Том отстранился и позволил ей самой выбрать то, в чём сильнее всего она сейчас нуждалась. И, конечно же, она снова потянулась к нему, небрежно вцепившись во влажный после дождя плащ, пальцами скользнула к шее, затем к мокрым волосам, выискивая тёмный взгляд, отчего он решил воспользоваться её замешательством и желанием, полагая, что сейчас Гермиона будет сидеть спокойно и безропотно выполнять все указания. Том подхватил её на руки, оттеснил к столу и посадил на него, приказывая оставаться здесь и ждать.