— Твои порывы меня пугают, — пробормотала она.
— Меньше болтай, больше будут радовать. Иначе я могу изменить решение, потому не вынуждай — что-то мне подсказывает, я этого не хочу.
— Том, не играй со мной. Если это не по-настоящему…
— Разобью тебе сердце, я знаю, — перебил и приоткрыл её пересохшие от волнения губы.
Зачем ему Грейнджер с разбитым сердцем, таящая обиду от неудовлетворения своих душевных порывов? Зачем ему волшебница, задохнувшаяся в иллюзиях и надеждах, которые ежедневно плавили её сущность, и чем дольше Том упивался этим, тем мертвее становилась она в повседневной жизни, оживая только с его присутствием? Конечно, это её слабость, которой он пользовался, но разве это приносит ему что-то неудовлетворительное и неприятное? Что-то подсказывало, он сам давно ходит по краю этой пропасти, не до конца осознавая, что уже добровольно прыгнул в безграничную темноту, наслаждаясь её неизвестностью, пьянящей атмосферой и обволакивающим со всех сторон теплом, обнимающим за плечи, сладко напевающим какой-то замысловатый мелодичный мотив.
Том ослабил захват, медленно дыша и странно улыбаясь в губы. Он почувствовал, как Гермиона расплавилась в его руках, осторожно прижавшись к груди, словно боясь спугнуть возникшую реальность, которая, скорее, напоминает мираж, потому отстранился и уткнулся губами в копну волос, вдыхая привычный аромат шампуня, которым она пользовалась.
— Это будет ещё один наш маленький секрет, — прошептал Том, задумавшись над тем, насколько далеко его лояльность по отношению к Гермионе может зайти.
Он никогда не отличался переменчивостью в интересах, наоборот, с некой одержимостью увлекался тем, что его могло заинтересовать. Но что он будет думать об этом завтра или послезавтра, или вообще спустя некоторое время?
Гермиона довольно и согласно протянула в ответ, затем пошатнулась, выводя Тома из сомнительных мыслей. Ему показалось, что она оступилась, переставив ногу чуть дальше с едва слышимым стуком ботинка, но та качнулась снова, отчего осознание вспыхнуло, а желание волшебницы стало как на ладони.
Том искренне удивился, приподняв бровь, — она хотела танцевать.
Пляшущие тени за её спиной заставляли танцевать и её, а она, в свою очередь, хотела пробудить и в нём тех самых дьяволят, что обнимают душу мягкими касаниями и наполняют сущность трепетом и смесью странных, неразборчивых чувств, ощутив которые хочется испытывать снова и снова. И поддаваясь этому, Том переставил ногу и отзывчиво пошатнулся, хватая ладонь и поднимая руку вверх, чтобы Гермиона легко крутанулась вокруг себя. После первого поворота она повернулась лицом, показав искреннюю улыбку, затем снова и снова, пока весёлый и беззаботный смех не разлетелся по комнате, заставив колебаться моментально разрядившийся воздух.
Ему захотелось улыбнуться, уловив эту озорную атмосферу, в которой где-то отдалённо звучала заносчивая мелодия, напетая преследуемыми за спиной тенями, что заставили неизвестно когда прыгнуть в бездну. Том завороженно наблюдал за Гермионой, провожая взглядом, как каштановые волны плещутся в воздухе, как тёмные глаза радостно блестят и как широкая улыбка, обращённая ему, продолжает блуждать на губах.
И почему она думает, что находиться с ним — прекрасная или какая там ещё в её голове может быть идея? Он точно знал, что в самом начале она уверила себя в выгодах этого общения, заложив ключевую мысль в том, что сможет пользоваться полученными от него знаниями. Но уже как два месяца прошло, а знаний о его жизни и ситуации в стане врага не пополнилось. Тем не менее, Гермиона с нетерпением ожидала встречи и только тогда чувствовала себя живой, уравновешенной и настоящей. Её первоначальный план с треском провалился, — больше она не ждала ничего, кроме элементарного присутствия в её жизни, возможно, теша себя надеждами на то, что ничего не происходит и не произойдёт.
Но это не так. Происходило многое, чуть ли ни у неё под носом. И в этот самый момент Том прекрасно осознал, что в очередной раз хитро выстраивает перед ней интриги хотя бы тем, что осчастливил на несколько минут волшебницу, зная, как после этого может сделать больно и, скорее, сделает именно больно, ведь она, правда, стоит в шаге от того, чтобы Том разбил ей сердце. К чему тогда эта глупая иллюзия — притворяться сейчас тем, кем на самом деле никогда не был?
Том никогда не любил, так и откуда взяться этому чувству, если насильно держала только магия?
Он перестал кружить Гермиону, схватил в объятия и медленно остановил озорной ритм, ощущая, как сожалением наполняется не только он, но и она, перебирая в своей голове тяжесть дней и сложившиеся обстоятельства.
Том вздохнул, выпустил Гермиону и отошёл к креслу, ощущая, как недавняя сказка трескается, словно стекло, и сыпется со звоном на пол.
Только зачем он задумывается о её чувствах, которые вздрогнут при первой же попытке отстраниться? Нелегко было свыкаться с мыслью, что её душевное равновесие как-то беспокоило, но у него было достаточно времени, чтобы свыкнуться, потому что от неё зависел и его душевный настрой. Сейчас же это казалось не причиной, а лишь первым шагом к тому, чтобы признаться себе, что это вошло не просто в привычку, но и в действительности беспокоит его. Не хотелось, чтобы хоть кто-то смел её обидеть, разгневать или причинить боль. Если это и может кто-то сделать, то только он, — остальные не имеют права даже коситься в её сторону, вынашивая гнусные планы.
Том нисколько не удивился, заметив, как Гермиона кошачьей поступью прошла к нему, опустилась в ноги и взяла за руку. Кажется, она уловила правильный подход, подступаясь вот так осторожно и примирительно, как в каком-то из предыдущих дней, когда Том так же отпрянул от неё, предаваясь глубоким мыслям об их взаимоотношениях.
Он почувствовал, как она намеренно стала отдавать толику тепла, чтобы помочь обуздать неприятные мысли, но этого было слишком мало — она не умела делать то, что делал Том, когда глушил её гнетущие чувства.
Видимо, сообразив это, Гермиона решила сделать по-другому, вызвав своими действиями искреннее любопытство: она медленно зацепилась за холодные пальцы, сжала их и выдавила утешающую улыбку, заставившую что-то колыхнуть внутри.
Неужели она не понимает, кому протягивает руку? Неужели она так глубоко окунулась в мир своих грёз, что возможные последствия, в общем-то, не особо волнуют?
— Понимаешь, с кем связываешься?
Осознанный, обращённый на него взгляд прекрасно говорил о том, что она понимает. Возможно, сейчас понимает лучше, чем приходилось когда-либо, и это серьёзно заставляет озадачиться.
— Расскажи мне всё, что считаешь нужным. Я помогу. Я сделаю, что скажешь, — медленно произнесла Гермиона, прижавшись щекой к колену, отчего в том месте стало очень тепло.
Том не выдал захлестнувшего изумления. Его снова окружили вопросы, связанные с тем, какого чёрта Гермиона до сих пор выдёргивает из него лояльность, при этом зная, кто он и каким жестоким может быть, преследуя свою цель. Как эта хрупкая, юная волшебница может полагать в мыслях, что справится со всеми проблемами и заботами, оставаясь рядом с ним? Как она собирается жить, зная, что её друг, — Гарри Поттер, — и он находятся по разную сторону баррикад? Или что это? Выбор? Она сделала выбор?
— Поднимайся, сядь сюда.
Он пристально проводил взглядом, как она поднялась с пола, сверкнув надеждой в глазах, забралась на указанный им подлокотник и притянула к себе ноги, чтобы не задеть его, но Том тут же закинул одну из них на колено, а саму Гермиону притянул ближе.
— Раз ты согласилась, я дам то, что ты хочешь, но теперь назад пути нет. Я расскажу кое-что, ты будешь знать больше, но прежде… но прежде докажи, что я действительно тебе нужен.
— Ты серьёзно? — наклоняясь и пряча изумление, спросила она.
— Ты же хотела серьёзно, и я решил дать тебе попытку.
— Я не хочу, чтобы это выглядело, как договор.
— А это не договор, Гермиона, — улыбнулся Том, притягивая её ближе к себе, чтобы коснуться губ, — я тоже серьёзно.