Позвольте представить вам Арвида и Торильд: несчастные раздраженные люди, они никак не возьмут в толк, зачем поженились двадцать лет назад, сразу после гимназии, и почему не расстались, когда шестнадцать лет назад Арвид влюбился в девушку по имени Каролине, и почему продолжают жить вместе, когда все чувства достигли абсолютного предела: абсолютная ненависть, абсолютный страх, абсолютное презрение, абсолютное отчаяние.
Вернемся немного назад, к предсвадебному обеду. «Это будет обед для ближайших родственников Жюли и Александра, — сказала Торильд, — чтобы мы могли узнать друг друга ближе». Торильд пригласила Жюли, меня, Александра, родителей Александра, Анни и папу, но папа не пришел. Еда была съедена, вино — выпито. «Давно я не ела такого славного жаркого из баранины», — довольно вздохнула Анни. Затем все перешли в гостиную и принялись за кофе, запеканку, «наполеон», торт со сливками, портвейн и коньяк.
Раздвижные двери отделяли столовую от гостиной, они были почти закрыты, но в середине все-таки оставалась небольшая щель. Со своего места я видела в эту щель Арвида и Торильд: Арвид в одиночестве сидел возле стола, уставленного грязной посудой, и водил пальцами по стакану с виски. Торильд в ожидании, пока сварится кофе, убирала тарелки. Арвид одной рукой поглаживал свой живот, а другой пытался схватить Торильд. «Мне сейчас так хорошо, — печально говорил он. — Мне так хорошо. — Арвид опрокинул в себя остатки виски. — Торильд, давай трахнемся?»
«Тс-с», — бормотала Торильд, кивая в сторону раздвижных дверей.
«Хватит на меня шикать», — заныл Арвид, потянувшись к Торильд. Стул покачнулся.
«Тс-с», — прошептала Торильд, на этот раз чуть громче.
Ее свекровь Осе, сидевшая в гостиной, бросила испуганный взгляд в сторону щели. Все ее маленькое тельце напряглось, мочки покраснели. Она напоминала белку.
«Прошу тебя, только не сегодня, — сквозь зубы процедила Торильд, — у нас же гости, ну что на тебя нашло».
«А что на меня нашло, золотко мое?» — пробормотал в ответ Арвид, сложив губы для поцелуя.
«А вот то и нашло», — прошипела Торильд и ушла, прихватив с собой кофейник и блюдо с тортом.
Она раздвинула гремящие дверцы и закрыла их за собой.
«А вот и еще один торт!» — объявила она, улыбнувшись гостям.
Гости восторженно зааплодировали.
А за закрытыми дверями Арвид шептал: «Ничего на меня не нашло, черт побери. Ничего на меня не нашло! А вот ты просто сука», — проговорил он и упал со стула.
Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу, как в конце улицы из-за угла появляется мужчина и направляется в сторону церкви. Это он. Это должен быть он. Он станет моим. Я нашла его. Я соблазню его. Я смотрю на стоящую рядом со мной Анни.
— Это он, — говорю я. В мои планы не входило так громко об этом сообщать, но Анни меня услышала.
— Кто он? — спрашивает она.
— Не знаю, это я просто так, — замявшись, отвечаю я и смотрю на мужчину, который идет в нашу сторону.
— Кто это, Карин? — снова спрашивает Анни, такая зеленая и прекрасная в своем платье.
— Никто, — говорю я.
Анни стоит на солнце, я — в тени. Вот так всегда, думаю я и перебираюсь к ней поближе.
Я вспоминаю, как однажды Анни, Жюли и я ехали в поезде из Тронхейма в Осло. С нами был шведский приятель Анни Бертиль Свенсон. Бертиль Свенсон был уже вторым любовником Анни после того, как ушел папа. Анни не была бы Анни, если бы за время пути не взглянула на своего любимого и не спросила:
— Ты влюблен в меня?
— Конечно, влюблен, — искренне ответил он.
— А ты знаешь, что стоит мне только посмотреть на какого-нибудь мужчину, и он сразу в меня влюбляется? — спросила Анни, широко раскрыв глаза.
Бертиль Свенсон посмотрел на Анни.
— Еще бы, у тебя такие красивые глаза, — сказал он.
Жюли вздохнула, я посмотрела на Анни, поезд катился дальше.
— Сейчас, сейчас вы сами все увидите, — сказала Анни. — Как только какой-нибудь мужчина войдет к нам в купе, кем бы он ни был, — он сразу в меня влюбится. Это я вам обещаю.
— Договорились, — сказал Бертиль, закрыв глаза.
Поезд катился дальше.
Дверь отворилась, и в купе протиснулся толстый потный тип с прилизанными волосами; сконфуженно осмотревшись вокруг, он сел прямо напротив меня. Он запыхался, покраснел, словно бы извиняясь за сам факт своего существования.
На нас он не смотрел — наверно, не осмеливался — и отчаянно сопел, уткнувшись в развернутую газету «Афтенпостен». А может быть, он уже тогда понял, что стал жертвой, которую мимоходом собирается сцапать Анни?
Анни встала и, поменявшись со мной местами, села напротив мужчины, кашлянула, мужчина поднял глаза — и тут Анни улыбнулась ему.