Остальные его поддерживают. Только Цвайкант переспрашивает с улыбкой:
— Вы сказали, что довольны нами?
— Конечно. А почему вы спрашиваете об этом?
— По двум причинам, — отвечает Философ. — Во-первых, сей термин в вашем лексиконе до сих пор не встречался, во-вторых, словечко «доволен» таит определенные опасности для того, кто его употребляет. Если разрешите, я подробнее освещу этот пункт.
Мосс поднимает руки, словно защищаясь, и говорит Вагнеру:
— Светильник опять нашел недостаточно освещенный пункт. В общем-то это и понятно, ведь уже наступил вечер.
Не обращая на Мосса ни малейшего внимания, Цвайкант продолжает:
— Быть довольным означает не что иное, как находиться в согласии с самим собой. Такое состояние имеет место в том случае, если человек осуществил все, что намеревался осуществить, или в том случае, если ему так кажется. При этом неважно, идет речь о постройке плотины или самолетика из листа бумаги. С этой точки зрения слово «доволен» означает удовлетворение достигнутым и тем самым конец всякого дальнейшего развития.
— Закрой поддувало! — требует Вагнер. — Послушать тебя, так мы вообще никогда не должны быть довольны. Тогда следовало бы просто исключить это слово из толкового словаря.
— Отнюдь нет. Я имею в виду лишь высший принцип… Единственно приемлемое толкование этого слова заключается в том, что удовлетворение достигнутым предполагает одновременно неудовлетворенность самим собой. Все остальное — чистое тщеславие или неспособность видеть вещи такими, как они есть.
Рошаль нагибается к Цвайканту и весело спрашивает:
— Так как, по-вашему, я страдаю тщеславием или субъективностью?
— Ни то, ни другое вам не свойственно, — смеется Цвайкант. — Но есть еще третий вариант, как раз относящийся к данному случаю: рефлекторно выраженное мнение, не учитывающее реальное положение дел и возможные последствия подобной оценки…
— Это невыносимо! — заявляет Мосс. — Он выведет меня из терпения своей болтовней. А ведь еще час назад он сам был доволен, как воробей, нашедший яблоко конского навоза, потому что ему удалось прыгнуть через козла на спортплощадке, не поломав себе руки и ноги.
— Мой дорогой друг, несовершенство отдельного индивидуума может опровергнуть выводы, вытекающие из общественного опыта целых поколений, — мягко возражает Цвайкант. — Яркий пример тому — твоя персона.
Рошаль только головой качает:
— Вот уж действительно двое нашли друг друга… Но шутки в сторону. В том, что вы говорите, рядовой Цвайкант, есть рациональное зерно, но я-то говорю о другом. Достигнутый уровень состояния подготовки отделения — это только первая ступень. Если бы он был выше, мы бы конечно же радовались, если ниже — это бы нас не устраивало. Понимаете? А теперь я хочу знать: выдержим мы предстоящий экзамен или нет?
— Думаю, выдержим, — заверяет Вагнер.
— А остальные?
— Одолеем, — подтверждает кто-то. — За нами дело не станет…
Когда Рошаль уходит из казармы, Мосс со стоном хватается за голову:
— Ну и осел же ты, Светильник! Посеял в его душе сомнения, и теперь он опять начнет гонять нас по полосе препятствий, потому что не верит в наши силы.
Сигнал тревоги, возвещающий о начале учений, раздается поздно вечером. Все едут к сборному пункту. Это лесной участок, примыкающий к гостинице с ресторанчиком, в котором Мосс познакомился когда-то с Пегги.
— Не мешало бы Глезеру привязать тебя сегодня на ночь, чтобы ты не удрал к своей красотке, — шутит один из солдат.
— Или у тебя есть компас, с помощью которого ты найдешь дорогу не только к ней, но и обратно?
Мосс крутит пальцем у виска:
— Смейтесь, смейтесь, девушка-то моя, а не ваша!
Машины подходят к месту, подается команда высаживаться. Первый взвод обеспечивает охранение. Остальные отдыхают на поляне, над которой натянут прикрепленный к елкам брезент. Кое-кто располагается в стороне, завернувшись в плащ-накидки.
На небе видны редкие звезды, то и дело скрывающиеся в облаках. Воздух немного влажный, пропитанный запахами картофельной ботвы и земли.
Мосс, Цвайкант и Вагнер устраиваются в неглубокой ложбинке. На землю они бросают еловые лапы, а сверху покрывают их одеялом. От непогоды ложе укрывают скрепленными между собой плащ-накидками.
— Вы вообще-то улавливаете, что служба здесь — это только цветочки? — говорит Мосс. — Кто знает, куда мы попадем потом… Может, через год будете рассказывать: «Служил там с нами один хороший парень из Магдебурга, а еще служил Философ. Вот это экземпляр, скажу я вам. Только откроет рот, как все тут же падают со смеху». Послушай, Светильник…