Господин Кранц готов сдаться.
— Конечно… Мы тоже не были ангелами, но все же… Как бы это сказать…
— Все повторяется. Вспомните годы вашей юности, и вы будете вынуждены признать, что в поступке вашего сына ничего из ряда вон выходящего нет… — Ингрид даже хмыкнула, удовлетворенная лаконичностью и категоричностью собственного ответа. Не хватает только, чтобы госпожа Кранц именно в этот момент посмотрела ей в глаза. — Главное — понять состояние вашего сына. Если вам это удастся, ничего страшного не случится. Все будет в норме… А теперь посмотрим, нарушил ли он эту норму на своем рисунке… Видите, он изобразил гармонично развитое женское тело, отвечающее требованиям эстетики. Рисунок отражает его представление о прекрасном. Ваш сын не лишен дарования. Мне думается, следует поощрять его склонность к рисованию.
Супруги Кранц явно смущены. От их запальчивости не остается и следа.
— Извините меня за любопытство, — продолжает наступать Ингрид, — от кого из родителей ваш сын унаследовал этот талант?
Фрау Кранц заливается краской, взгляд ее светлеет, и теперь она кажется совсем иной.
— Видите ли, — говорит господин Кранц, — моя жена в юности рисовала. Она и сейчас иногда этим балуется…
Фрау Кранц не сразу уступает просьбе Ингрид, жеманится, но в конце концов достает из папки, которую она прихватила с собой, несколько эскизов: натюрморты, наброски портретов — наивные, но не лишенные своеобразия.
— И вы еще упрекаете вашего сына! — невольно вырывается у Ингрид.
— Мы не против того, чтобы он рисовал… Бог с ним… Но когда он рисует вас, пардон…
Ингрид считает разговор исчерпанным:
— Я думаю, проблема решена. Надеюсь, вы того же мнения. У вас нет причин для особого беспокойства…
Ингрид провожает супругов Кранц до двери, и на душе у нее становится легче. Конечно, она давно заметила, что юный Кранц пожирает ее глазами, ловит каждое ее слово. Она делает вид, что не замечает этого, и старается быть с ним такой же приветливой, как и с другими учениками.
После уроков Ингрид подходит к окну и всматривается в сумерки. Отсюда хорошо видна часть казарм. Обычно ее не интересует жизнь военного городка, однако сегодня она внимательно глядит в окно. Там что-то случилось: мечутся солдаты, из парка выезжают бронетранспортеры. Но эта чужая жизнь скользит мимо ее сознания. Ингрид думает о лейтенанте с гитарой и еще о том, почему она обратилась к нему с просьбой. Ведь она ничего не знает о нем, разве только то, что у него приятная внешность и неплохо поставленный голос.
Ревут двигатели. Автомашины и бронетранспортеры выезжают из городка и сворачивают в сторону леса. Наверное, и лейтенант сейчас там.
Она включает свет, зашторивает окно и остается одна. Собственно, одиночество — ее обычное состояние. Кто у нее бывает? Ритмюллеры и Холлеры, некоторые коллеги по школе. Один раз заходил Франк Майерс. Простое приглашение на чашку чая он принял за черт знает что. Воспоминание более чем неприятное. Ингрид чувствует голод; она бы чего-нибудь поела, но пора на репетицию — последнюю перед выступлением.
5
— Тревога! — говорит Юргену начальник караула.
Юрген бежит через двор к казарме и в дверях сталкивается с Кантером, который уже в полевой форме и даже в каске. В кабинете командира роты толпятся незнакомые офицеры, в том числе один подполковник. Юрген припоминает, что это начальник штаба полка.
Ригер представляет Юргена офицерам:
— Он только что прибыл в часть и еще не принял взвод. Предлагаю назначить лейтенанта Михеля моим дублером.
Подполковник бросает на Юргена вопросительный взгляд, и лейтенант мгновенно реагирует:
— Если разрешите, я немедленно приму командование взводом.
— Вы знакомы с документацией на случай тревоги?
— Так точно!
Начальник штаба полка, очевидно, одобряет решение лейтенанта, но последнее слово за командиром роты.
— Хорошо, — кивает капитан. — К карте!
Согласно вводной граница нарушена разведгруппой или диверсионным отрядом, который проник на территорию ГДР. Совершена чрезвычайно опасная провокация, которую необходимо пресечь немедленно. Перед ротой ставится задача взять в плен вторгшегося «противника» или уничтожить его.
Через полчаса колонна вытягивается. Солнце садится, опускаются сумерки. Юрген занимает место рядом с водителем и сосредоточивается на выполнении предстоящей задачи. Впереди по накатанной полевой дороге мчится газик командира роты, а чуть дальше, за прозрачной дымкой пыли, бронетранспортер разведывательного дозора.