— Прихватила кой-кого? — спрашивает он вполголоса.
— Это мой младший брат… А потом, ты тоже пришел не один, генерал.
— Не называй меня генералом.
— Но ты по-другому не представлялся, генерал.
— Еще будет время. А теперь пойдем отсюда.
— Куда?
— Все равно.
— В горы, в лес?
— Все равно.
— Что-нибудь случилось?
— Ровным счетом ничего. Да и что может случиться?
Она смотрит на него со стороны и улыбается. На опушке леса, прижавшись к склону, стоят несколько домиков.
— Беги, — говорит Пегги мальчику, — но не задерживайся допоздна, а то получишь.
— Куда это он? — спрашивает Мосс.
— К бабушке. Вечером никак не хочет возвращаться домой.
— Послушай, Веснушка! — неожиданно восклицает Мосс. — Я не говорил тебе сегодня, что ты красавица? Что ты даже красивее, чем тогда, в ресторанчике?
— Нет, не говорил.
— Ты красавица, Веснушка. Намного красивее, чем тогда, в ресторанчике. А теперь ты меня поцелуешь?
Пегги оглядывается, отрицательно качает головой. В лесу он берет ее за руку, целует, гладит по волосам, мягким и душистым.
— Пегги и Уве… — мечтательно говорит он. — Неплохое сочетание для родословной.
Пегги счастливо смеется:
— Хитрец! Я сразу догадалась, что ты хитрец. Пошли вон той тропой.
Они бредут по прошлогодней листве, и ноги приятно утопают в ней.
— Для тебя это неизведанная тропа? — спрашивает Мосс.
Она отрицательно качает головой, а потом говорит:
— Каждому из нас рано или поздно приходится пройти неизведанной тропой.
Мосс берет Пегги за руку, и она не отнимает ее.
В один из дней, после обеда, роту собирают в лекционном зале. Капитан Мюльхайм рассказывает о противнике, с которым будущим пограничникам предстоит иметь дело: о пограничной службе ФРГ, о таможенной службе, об их задачах и целях. Используя диапозитивы и другие наглядные пособия, он демонстрирует форму, вооружение и технику бундесвера, рассказывает о военной доктрине ФРГ, реваншистских земельных организациях, наиболее типичных провокациях, к которым прибегает на государственной границе противник. После лекции, когда рота уже возвращается в расположение, Кюне откровенно высказывает свои сомнения:
— Мрачные картины — провокации, убийства, подготовка к войне. Все это слишком пессимистично, как мне кажется. И к тому же односторонне…
Поначалу ему никто не возражает. Цвайкант разлегся на койке, Мосс роется в тумбочке, Вагнер, засунув руки в карманы, стоит у окна. На его лице глубокая задумчивость. Но вот он поворачивается к Кюне:
— Односторонне, говоришь? А какую другую сторону ты имеешь в виду?
— Я имею в виду всю картину в целом, — поясняет Кюне. — В ФРГ есть не только реваншисты, сторонники войны и тупоголовые антикоммунисты. Говорим же мы об изменении в соотношении сил, об усилении движения за мир. И в ФРГ люди хотят жить спокойно.
— В этом ты, дружок, прав, — вступает Мосс. — Если кто-то спокойно потягивает свое пиво, пусть его живет. Но если кто-то попытается взять меня за грудки, то я ему спуску не дам. У меня разговор короткий.
— Обыватель, как страус, сует голову в песок и надеется, что до войны дело не дойдет. А если дойдет? В прошлом он не отказывался встать в строй. В этом все дело.
— Допустим…
— Допустим? Значит, ты считаешь, что может быть и по-другому?
— В принципе нет, — неуверенно говорит Кюне. — Я только надеюсь, что немцы в ФРГ этого не сделают. Иначе наступит настоящее безумие!
Цвайкант, который до сих пор помалкивал, опирается на локти и задумчиво произносит:
— Боюсь, в таком деле, как война, надежда плохой советчик. Там, где правят деньги и страсть к наживе, ради гонки вооружений и развертывания средств массового уничтожения насаждают даже пустые надежды. А еще воспитывают ненависть против тех, кто по их замыслам должен стать жертвой этих средств уничтожения. То есть против нас. Поэтому нам не остается ничего другого, как учиться защищать себя, свою границу. Конечно, такая позиция не может нравиться нашим противникам, ибо ломает их планы. Только так, представляется мне, можно осветить этот вопрос.
— Опять целую лекцию закатил, — бурчит Мосс. — Словно по учебнику. Но и ты ведь побаиваешься, Светильник.
Цвайкант, словно он ждал этой реплики, спокойно отвечает:
— Выражение «побаиваться» в обычном языке означает страх. Страх же является одним из проявлений человеческой натуры, точнее, индивидуума, которое общественное бытие и историческая необходимость не способны истребить. Сознаюсь, когда я думаю о том, с чем нам придется столкнуться во время несения службы на государственной границе, то испытываю волнение, напоминающее страх. Но с учетом того, что я только что сформулировал, это не имеет никакого значения.