— Ну, ладно. Позвольте тогда задать вам несколько конкретных вопросов. Почему мишень осталась несбитой?
— Потому что в нее никто не попал, — констатирует Мосс.
Рошаль соглашается:
— Вот именно, никто не попал. Но ведь отделение прошло солидный курс подготовки, хорошо вооружено. Отсюда вытекает следующий вопрос: почему никто не попал? И еще один: кто из вас стрелял в землю прямо перед собой?
— Это я, — признается в своей неудаче Райф.
— Ладно, пойдем дальше. Кто запутался в ремне от автомата?
Поднимает руку Кюне:
— Это я зацепился за что-то, там был кусок проволоки или какая-то другая дрянь, точно не скажу.
Рошаль кивает:
— К тому же временами все отделение стреляло ниже целей. А ведь мы не раз прорабатывали ситуацию, когда солнце находится именно в таком положении. Цвайкант был слишком скован, несколько человек передвигались, как сборщики картофеля на поле, а я дважды завысил угол прицела. Знаете, кто спас положение? Мосс и Вагнер. Если бы не они, мы сидели бы сейчас с оценкой «хорошо», а то и «удовлетворительно». Прошу высказываться.
У Вагнера тон скептический:
— Не совсем понимаю, в чем дело. Вы хотите сказать, что высшую оценку мы не заслужили?
— И да, и нет.
— Это не ответ, — ворчит Вагнер. — Я понимаю дело так: когда отделение проводит занятие, оно работает коллективно и оценку получает коллективную. А то, что у отдельных солдат результаты разные, должно приниматься во внимание. Поэтому я еще раз спрашиваю: да или нет?
Рошаль чувствует внутреннее сопротивление солдат и реагирует довольно остро:
— Если судить по пунктам устава — да, а если хотите знать мое личное мнение — нет.
— Ну и ну! — восклицает Мосс. — Что же нам теперь, отказаться от внеочередного увольнения в город и исполнить траурный марш?
Рошаль встает, оправляет мундир:
— Отнюдь нет. Желаю вам приятно провести вечер.
Он направляется в свою комнату, берет книжку с ночного столика и садится читать… Он все еще читает, когда поздно вечером раздается стук в дверь.
— Извините, — говорит Вагнер, — я увидел у вас свет и решил зайти на минутку.
— Садитесь, пожалуйста.
— Зря вы не пошли с ребятами, дискуссия ведь продолжалась. Ребята говорили, например, что составители устава не случайно сформулировали его положения так, а не иначе, что же касается командира роты, то он скорее откусит себе язык, чем незаслуженно похвалит кого-нибудь. Рошаль же выдумывает какие-то свои правила…
— Ну а вы? Что вы ответили?
— Я ответил, что это не тема для разговора за кружкой пива. — Вагнер замолчал, потом добавил: — Действительно, момент для дискуссии был неподходящий. И вообще, думаю, надо подождать, завтра или послезавтра ребята начнут рассуждать по-другому.
Рошаль встает, подходит к открытому окну:
— Не понимаю, почему вы так болезненно реагируете на замечания. Ведь я руководствуюсь самым что ни на есть естественным стремлением — сегодня все делать лучше, чем вчера.
— Но ребята вас не поняли, — замечает Вагнер.
Рошаль оборачивается к нему:
— А вы-то поняли?
— Кажется, да. Но не сразу, а после разговора с ребятами…
— Не поздновато ли? Вы ведь все-таки мой заместитель.
Вагнер собирается что-то возразить, но потом решает промолчать.
Сержант подходит к нему и говорит примирительно:
— Самое лучшее, пожалуй, прекратить нашу дискуссию, а утром взяться за дело с новыми силами. Если мы будем ждать, пока нас поймут, поезд уже уйдет.
— И все-таки мне кажется, что мы должны еще раз обсудить все спокойно, не торопясь.
— Нет, — возражает Рошаль. — Я не намерен подменять воинскую дисциплину многочисленными внушениями и нравоучениями. Если кто-то не понимает необходимости поступать так, а не иначе, надо заставить его, и баста.
Что-то разделяет их как невидимая стена. Рошаль чувствует это, но не сдается. Он предъявляет высокие требования к солдатам. При отработке элементов по охране границы он уделяет много внимания их физической закалке, добивается, чтобы наблюдательные посты устанавливались в кратчайшие сроки, чтобы оцепление развертывалось согласно предусмотренным нормативам, причем контролирует время и качество выполнения приказов строже, чем раньше. На спортивных занятиях он добивается равномерной нагрузки для всех. В этом, по существу, нет ничего нового, но — что греха таить? — делается это далеко не всегда. Каждый свободный час Рошаль использует для тренировки в беге, для отработки элементов строевой подготовки или преодоления полосы препятствий. Он не объясняет солдатам, почему необходимо выполнять те или иные упражнения, преодолевать трудности, он просто приказывает и добивается выполнения приказов. Люди это замечают и реагируют по-разному.