— Ладно, дорогая. Ты знаешь, если мы с отцом понадобимся, то тут же приедем.
— И я люблю вас за это, — тихо сказала Эмили.
Закончив разговор, она вынула из духовки противень с горячими бисквитами.
— Пахнет вкусно. Печенье?
Купер вошел в кухню. Он побрился, принял душ. Его темные волосы были еще влажными и зачесаны назад. Красная клетчатая рубашка, наполовину застегнутая, не была заправлена в джинсы. А на ногах красовались только белые носки.
— Это бисквиты. А тебе не следует ходить босиком. Пол грязный, ты испачкаешь носки.
Он криво усмехнулся.
— Песок в мои ботинки попал еще раньше.
Несомненно, подумала Эмили. Его жизнь проходит на пыльных аренах родео. Поставив противень с бисквитами на стол, она предложила ему сесть.
— Как тебе приготовить яйца? Омлет или яичницу?
— Яичницу, если тебе не трудно.
Она разбила четыре яйца в сковородку с подогретым маслом, затем взяла кофейник и наполнила его чашку ароматным напитком.
— Ты всегда так рано встаешь? — поинтересовался Купер.
Эмили бросила взгляд на настенные часы.
— Обычно гораздо раньше, но сегодня я решила дать себе немного отдыха.
Правда, лежание в кровати дополнительный час или полтора не прибавили сил, добавила она уже про себя.
— Ты выглядишь уставшей.
Ее рука взметнулась к щеке. Без косметики, с волосами, небрежно заплетенными в косу, она, наверное, выглядит ужасно. Рабочие джинсы и старый голубой свитер также не украшали ее. Она уже давно перестала придавать значение своему внешнему виду.
— Десять лет могут многое сотворить с внешностью человека.
Подняв чашку с дымящимся кофе, Купер вдохнул аромат. После осторожного глотка он сказал:
— Я не говорил, что ты выгладишь старше, я сказал, что ты выглядишь уставшей.
Поднеся к столу сковородку с готовой яичницей, она разложила ее по тарелкам: три яйца ему и одно себе.
Садясь напротив, она встретилась с ним взглядом и подумала, вспоминает ли он те завтраки, которые они делили друг с другом десять лет назад.
Оставалось надеяться, что нет. Покинув когда-то ранчо, он наверняка напрочь забыл ту бескрайнюю любовь, которую она испытывала к нему, те ночи, которые она провела, убаюканная его сильными руками.
— Я правда в порядке, — заверила она.
Эмили не производила впечатления человека, у которого все в порядке. Она выглядела просто ужасно, но Купер предпочел оставить свои наблюдения при себе. Он видел, что нервы ее натянуты до предела, а он приехал не для того, чтобы причинить ей еще большую боль. Если уж быть до конца откровенным, Купер сам не знал, зачем приехал.
Похороны состоялись. Брату помочь он уже ничем не мог. В жизнь Эмили он также не собирался вмешиваться. Неужели он приехал только ради того, чтобы еще раз увидеть ее?
Посолив яичницу, он спросил:
— Как поживают остальные? Твои родители по-прежнему живут на «Воздушном»?
— Да. А мой брат Этан закончил колледж и скоро возвращается домой.
Его брови изумленно приподнялись, и впервые с тех пор, как он появился в ее сарае, Эмили увидела озарившую его лицо улыбку.
— Малыш Этан закончил колледж? Последний раз, когда я его видел, он был всего лишь маленьким лентяем.
Легкая улыбка тронула губы Эмили, она передала ему бисквит и взяла один себе.
— Он совсем взрослый.
— Как твои тетушки?
— У Джастины и Хлои все нормально. С их детьми тоже все хорошо. Дядя Рой работает шерифом. В прошлом году он подумывал об отставке, но в нашем округе его слишком любят, чтобы отпустить. Мой кузен Чарли наслаждается работой техасского рейнджера. Дядя Вайатт по-прежнему в нефтяном бизнесе. Ну и отец — он, конечно, навсегда останется фермером.
«А как ты? — хотел спросить он. — Была ли ты счастлива с Кеннетом? По-настоящему счастлива?» Он не вправе задавать ей эти вопросы. Но последние десять лет это его действительно занимало.
— Как остальные твои кузены и кузины? Они остались здесь?
— Близнецы уже выросли. Анна разъезжает с гастролями — она аккомпанирует на концертах на фортепиано, а Адам увлечен нефтью, как и его отец. Их младшая сестра, Иви, учится в университете, хочет стать врачом. Ты помнишь младшую сестру Чарли, Кэролин? Она живет в Санта-Фе и работает дизайнером ювелирных украшений. Никто из них не женился и не вышел замуж. Подозреваю, они слишком заняты собственными карьерами.
Купер сосредоточил свое внимание на еде.
— Эмили, — начал он после нескольких минут молчания, — прошлой ночью… по поводу Кеннета… если я показался тебе…
— Назойливым? — помогла ему Эмили.
Вообще-то он не считал свои вопросы назойливыми, однако чувствовал, что был груб с ней. Но ведь и она встретила его с ружьем наперевес!
Эмили взялась было за свою чашку кофе, но неожиданно его запах вызвал у нее приступ дурноты. Она опустила кружку и потянулась за апельсиновым соком.
— Ты считаешь, что в смерти Кеннета следует винить меня, — равнодушно произнесла она. — Ты считаешь, что я каким-то образом должна была его остановить.
— Я не…
— Ты имел в виду именно это! Скажи, что ты на самом деле думаешь? Бог свидетель, я все вынесу.
В ее голосе снова прозвучала усталость. Больше всего он мечтал сейчас о том, чтобы увидеть прежнюю, веселую Эмили.
— Ладно. Я думаю, что если и был на земле человек, способный помешать Кеннету сесть на лошадь, так это ты.
Ее улыбка была настолько печальной, что ему стало больно.
— Когда-то, может быть, это и было так.
— Почему Кеннет пил?
— А почему многие пьют? — ответила она вопросом на вопрос. — Он был недоволен мною, ранчо, жизнью в целом.
Купер не хотел верить в то, что она говорила. Кеннет никогда не был пессимистом.
Заметив сомнение на его лице, Эмили добавила:
— У меня не было любовника, если ты думаешь об этом. Насколько я знаю, и Кеннет не изменял мне. Что-то произошло с ним в последние несколько лет. Не знаю, чего он хотел, но очевидно, что я не могла ему этого дать. — Эмили подняла глаза. — Может быть, действительно причина его смерти во мне…
— Боже, Эмили!
Ее брови медленно поползли вверх.
— Разве не это ты хотел услышать?
Тяжело вздохнув, он поднялся из-за стола и подошел к двери, ведущей в сад. Через стекло ему были видны часть сарая и примыкающие к нему загоны. Жалкое зрелище! Гораздо худшее, чем показалось ему прошлой ночью. Доски прогнили, заграждения покосились, листы железа на крыше местами оборвались и гремели на холодном ветру.
— Я хотел услышать, что мой брат был счастлив. Но, похоже, это не так.
Она опустила глаза в тарелку. Сейчас, как никогда, Эмили была близка к тому, чтобы разреветься. В той далекой жизни Купер был центром ее Вселенной. Когда ей приходило на ум слово «счастье», она думала о нем.
— Твоя жизнь, наверное, прекрасна, Купер. Но здесь все… по-другому.
Скрестив руки на груди, он повернулся к ней.
— Тогда почему ты еще здесь?
Она видела его перед собой — сильного и прекрасного. Он отвернулся от нее, разбил ее сердце, убежал из дома. У него нет права находиться здесь и приставать к ней с расспросами!
Отойдя от стола, Эмили сделала несколько шагов в его сторону.
— Потому что это мой дом, Купер. Тебе не понять этого. Тебе не нужен дом.
Усмешка исказила его лицо.
— Если ты называешь это домом, то я рад, что у меня нет ничего похожего!
Боль вернула Эмили к реальности. Ладонь ее горела, будто обожженная. Она ударила его!
Потерев щеку, Купер лишь заметил:
— По крайней мере, в тебе появилась жизнь.
Боже, он не знает. Он не может знать! Зажав рот рукой, она побежала в ванную, не сумев сдержать приступ дурноты.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Этим утром ранчо, более сотни лет являвшееся собственностью семьи Данн, нисколько не радовало глаз Купера. «Алмазное» изменилось.
Он не ожидал, что упадок ранчо так сильно заденет его. Боже, сколько лет прошло с тех пор, как он был здесь последний раз! Купер всегда полагал, что ничего не почувствует, снова оказавшись на ранчо. В конце концов, оно всегда было детищем Кеннета, а не его. Их отец позаботился об этом. Вильям Данн никогда не скрывал, что считает старшего сына более способным фермером, чем младшего. Именно поэтому Купер так старался преуспеть на родео. Он никогда не чувствовал привязанности к ранчо.