Тетка тут же предложила ей вазочку с зефиром и, пока они тихонько переговаривались о том, чем Алина любит заниматься в свободное время, в квартиру вернулся отец. У его ног стоял большой синий чемодан и одна сумка, из которой выглядывало что-то красное и мохнатое — игрушка «Лиса», которая одевалась на руку и ею можно было шевелить, что Алина и поспешила продемонстрировать тетке.
Через несколько минут родители засобирались в дорогу, сославшись на то, что у них самих еще не все вещи собраны и пока они стояли в коридоре, Алина вдруг расплакалась и схватилась за куртку матери, говоря, чтобы те взяли ее с собой, она так надрывалась от слез, что ее бледное лицо раскраснелось и пошло пятнами, словно от болезни, но мать тут же пресекла истерику:
— Ты уже большая чтобы плакать, поэтому прекрати истерить, ты ведешь себя как капризная девочка, — менторским тоном проговорила женщина, строго смотря на свое чадо, — тебе будет хорошо у Ларисы, ты прекрасно понимаешь, что мы не сможем взять тебя с собой, но мы всегда будем созваниваться. А теперь поцелуй нас с папой. — Мать достала салфетку и вытерла дочери слезы с лица, девочка сжала губы и молча обняла родителей, сначала папу, поцеловав его в щеку, а затем маму, но от мамы ее все равно пришлось чуть ли не отрывать. Глаза Алины снова наполнились слезами, но она не произнесла ни единого звука и только комкала в руках свой свитер, пока родители спускались по лестнице, и эхо их шагов отражалось от стен.
Она стояла на открытом балкончике, провожая взглядом удаляющуюся все дальше машину, а потом смотрела вдаль еще час, пока Лариса не отвела ее в теплую квартиру и не стала растирать ледяные пальчики, заботливо приговаривая:
— Вот увидишь, ты даже не успеешь соскучиться. Завтра пойдем и запишем тебя в школу, в бассейн или на фигурное катание, куда захочешь. — Бодро вещала тетка.
Доминика задумалась и по воде пошли круги, стирая изображение: «Неужели это она… Эвика не могла ошибиться. Девочка не сильно похожа на будущего Жнеца» — но в голове Смерти уже зародилась надежда на то, что у нее есть шанс прикоснуться к жизни смертной, стать человеком, передать косу тому, кто заменит ее.
Шли дни, а Доминика все чаще проводила время у бассейна, вглядываясь в лицо Алины, наблюдая за ее поведением после отъезда родителей. Школа и внеклассные занятия в спортивных секциях увлекали ее так же, как и книги. Днем она сосредотачивалась на полученных знаниях, впитывая их как губка. Почему-то именно эта черта — стремление к новому — напомнила Доминике саму себя, то, как лихорадочно и с энтузиазмом она сама хваталась в Оскуро за каждый новый фолиант и манускрипт. Так же, девочка обладала большой силой воли, в ней был стержень, что, вероятнее всего, осталось заслугой ее строгой матери.
Однако, когда Алина оставалась наедине с самой собой, обычно глубоко ночью, она давала себе немного расслабиться: смотря на луну, по ее щекам текли слезы, а в зеленых глазах был вопрос: «За что я осталась совсем одна?» — вопрос, на который ни забота, ни тепло и ласка родной тетки, не давали ответа. Ребенок, отлученный от матери, пришел к одному выводу — ее просто не любили, и она в этом виновата, потому что, видимо, не за что любить. Ведь не могут родители быть виноваты: они заботились, обували и одевали ее, а она видимо, что-то сделала не так, поэтому они уехали.
Доминика расхаживала вдоль воды, шелестя подолом платья, пока наконец-то не остановилась перед овальным зеркалом в древней раме, отражающем девочку в полный рост — обратившись вороной, Доминика вылетела в арку-портал, оказавшись в мире смертных. Она летала над городком Балабаново, пока не присела на железный подоконник квартиры, где жила Алина.
Как раз в этот момент девочка сидела за столом и делала уроки, рядом лежала стопка книг и раскрытый пенал. Сосредоточенный взгляд бродил по тексту, делая записи. На кухне Лариса возилась с пирожками, собирая их с поддона и выкладывая на широком блюде, здесь же стояла миска с салатом, нарезка колбасы и сыра, графин с компотом. Все это выглядело так, будто тетка собралась что-то праздновать, только что? Быть может день рождение племянницы…
В кухню вошла Алина, ее волосы немного отросли, а глаза блестели от голода:
— Так, поешь салат, сейчас картофельное пюре тебе наложу, и обязательно попробуй сыр из нарезки, — суетилась тетка, расставляя пару тарелок и столовые приборы, — купила какой-то новый, захотелось попробовать. — Налила компот в чашку и протянула Алине, девочка молча взяла и отпила.
— А вишни больше нет? — прожевала кусочек сыра.
— Как нет? — изумилась женщина, вытирая руки о фартук. — Конечно, есть, а что? Вареников захотела? — с надеждой посмотрела на жующую племянницу.
— Угу. Можно? — подняла изумрудные глаза на разрумянившуюся после готовки Ларису.
— А чего ж нельзя? Только уже завтра, а то на сегодня у нас пирожки с яблоками, надо их сначала осилить. — Опустилась на шаткую табуретку и наложила себе пюре с салатом. Так они и сидели вдвоем на маленькой кухоньке, худенькая девочка и пышущая здоровьем тетка.
Моргнув своим вороньим глазом-бусинкой, Доминика взмахнула крыльями и, спланировав с подоконника, исчезла среди крыш домов, на которых то там, то тут торчали антенны. Доминика взяла себе за привычку, наблюдать за жизнью Алины, и возможно… даже оберегать ее. Поэтому в последние несколько месяцев соседские бабушки стали наблюдать странное явление на подоконнике одной из квартир: сидящую там часами черную как смоль ворону. Птица могла находиться без движения долгое время, и было непонятно, чего она там торчит, вроде никакой кормушки нет, никто ее хлебом не угощает…
Так проходили годы, Алина росла и в росте ее Доминика видела зачатки магической силы, окрашивающей детскую ауру в фиолетовый оттенок. Из маленькой девочки она выросла в подростка, и тогда ее дар проявился в полной мере. Конечно, Жнец знала о затевающейся расправе одноклассниц, но ей было важно понять, сможет ли Алина справиться с этой трудностью, преодолеть себя, сломать тот человеческий барьер жалости, и выпустить свою силу. Она смогла.
Доминика ликовала, наблюдая вороньим оком за этой размолвкой глупых смертных: «До чего жалкие создания. И она это стерпит?» — тишину двора разорвал крик боли, враги были повержены одним мановением пальцев Алины. Доминика видела, как ее черные зрачки пульсировали от гнева, как аура налилась ярко фиолетовым оттенком, как сила протекает по венам, добравшись до самого сердца и окутав его плотным коконом.
«Теперь ты Моя — Алира… Будущий Жнец, я заполучу тебя» — этой же ночью, Доминика навестила девочку, когда она, лежа в постели, предаваясь размышлениям о содеянном, но в ней не было ни капли сожаления, так же, как не было этого чувства и в Доминике. Все что теперь оставалось Смерти — это заняться собой.
Как сказала Эвика, ей необходима чистая, нетронутая душа, а это сможет достать лишь Констант или, как к нему обращались в Верхней Аиде — Арсений Константинович. Доминика знала, какую сделку она с ним заключит и что предоставит ему на блюдечке, от этого он не сможет отказаться — ведь его народ, нуждается в своем Повелителе, а не слуге Максимилиана: «Еще немного, и я смогу ощутить все то, чего была лишена столько времени, когда-нибудь, это должно было случится и со мной».
Сделать так, чтобы Алину сбили в нужное время, не составило для Жнеца большого труда. Это была маленькая, хорошо спланированная сценка, как в театре. Доминика затуманила разум водителя, а человеческий фактор в образе ревнивой подружки, сделал свое дело и вот, на холодном асфальте лежит мертвое тело. «Немного практики и все будет в лучшем виде. Арсений ею займется.»
Глава 16
Бердичев.
Ян сидел на кухне в квартире Луки и уже несколько минут молча пил заваренный для него мятный чай. Лу был рядом, внимательно наблюдая за ангелом.
Как только Ян появился у подопечного, то уселся на кухне и попросил приготовить ему чай. Когда чашка с дымящимся напитком оказалась перед гостем, он стал понемногу отхлебывать из нее, полностью погруженный в собственные мысли. Любой обращенный к нему вопрос он игнорировал: