Джулиет смотрит на меня. Не могу объяснить — это похоже на бред, — но в ее глазах мелькает что-то вроде жалости, словно она жалеет меня.
Из меня мгновенно вышибает дух, как будто от удара в живот. Не раздумывая, я бросаюсь к ней и пихаю что есть мочи; она налетает на книжный шкаф, и тот чуть не падает. Я толкнула ее в сторону двери, и она выбегает из комнаты под визг, смех и возгласы «Психа!». Джулиет протискивается мимо Кента, который только что пошел, возможно, хотел выяснить, из-за чего такой переполох.
На секунду мы встречаемся глазами. Я не вполне понимаю, что он думает, но явно ничего хорошего. Я отворачиваюсь; мне жарко и неловко. Все снова оживленно гудят, веселятся и обсуждают Джулиет, но мне никак не отдышаться; водка обжигает желудок и ползет обратно по горлу. В помещении душно; пространство кружится быстрее, чем раньше. Мне нужен воздух.
Но когда я пытаюсь выбраться из комнаты, Кент вырастает передо мной и загораживает проход.
— Что тут творится? — спрашивает он.
— Пожалуйста, дай мне пройти.
У меня нет настроения с кем-либо общаться, особенно с Кентом, облаченным в дурацкую рубашку на пуговицах.
— Она хоть раз тебя обидела?
Я скрещиваю руки на груди.
— Все понятно. Ты подружился с Психой. Я угадала?
Он щурится.
— Клевая кличка. Сама придумала или подруги подсказали?
— Уйди с дороги.
Мне удается протиснуться мимо него, но он хватает меня за плечо с вопросом:
— Почему?
Мы находимся так близко, что я чую запах мятных леденцов и вижу родинку в форме сердца под левым глазом, хотя все остальное размыто. Он смотрит на меня, будто отчаянно пытается что-то понять, и это хуже, намного хуже всего, что уже успело произойти, — хуже Джулиет с ее яростью и того, что меня может стошнить в любую секунду.
Я пытаюсь сбросить его руку с плеча.
— Да потому, что нельзя трогать всех подряд. Нельзя трогать меня. У меня есть парень.
— Потише. Я только пытаюсь…
— Отстань!
Мне удается стряхнуть его руку. Я понимаю, что веду себя слишком громко и вызывающе, как истеричка, но ничего не могу поделать.
— Что ты себе напридумывал? Я не стану с тобой встречаться. Не стала бы и через миллион лет. Так что прекрати меня преследовать. Странно, что я вообще помню, как тебя зовут.
Вылетая, слова словно душат меня: внезапно я начинаю задыхаться.
Кент пристально на меня сморит. Затем наклоняется еще ближе. На мгновение мне кажется, что он собирается меня поцеловать, и сердце замирает в груди.
Но он только шепчет мне на ухо:
— Я вижу тебя насквозь.
— Ты не знаешь меня. — Я отшатываюсь, дрожа. — Ты ничего чего обо мне не знаешь.
Как бы сдаваясь, он поднимает руки и отступает назад.
— Ты права. Не знаю.
Он отворачивается и что-то бормочет.
— Что ты говоришь?
Сердце колотится в груди так сильно, что вот-вот взорвется. Кент снова бросает на меня взгляд.
— Я говорю: «Слава богу».
Жалея, что надела шпильки Элли, я ковыляю прочь. Комната кружится, и мне приходится держаться за стойку перил.
— Твой парень внизу, блюет в раковину на кухне, — кричит вдогонку Кент.
Я показываю ему средний палец через плечо, не оборачиваясь и не проверяя, смотрит ли он, но почему-то мне кажется, что не смотрит.
Еще до того, как спуститься и выяснить, не соврал ли Кент, я понимаю, что сегодня не та самая ночь. Меня окатывает волна облегчения и разочарования, так что приходится держаться за стену, чувствуя, как ступеньки вьются по спирали, словно норовят выскользнуть из-под ног. Сегодня не та самая ночь. Завтра я проснусь прежней, и мир будет прежним, и на ощупь и вкус все останется таким же, как раньше. У меня сжимается горло, глаза горят, и в этот миг я думаю об одном: это Кент во всем виноват; Кент и Джулиет Сиха.
Через полчаса вечеринка сворачивается. Кто-то сдернул рождественские гирлянды со стен, и они извиваются по полу, как змеи, подсвечивая в углах парящие пылинки.
Я уже почти пришла в норму. «Завтра все будет в порядке», — заверила Линдси, когда узнала о Робе. Мысленно я повторяю эту фразу вновь и вновь, точно мантру. «Завтра все будет в порядке. Завтра все будет в порядке».