Новая вспышка боли пронеслась по всему телу, заставив опять задрожать, перемешиваясь с отравляющим теплом, которое не собиралось сдавать своих занятых позиций. Гремучая смесь стала разрывать всю её душу, превращаясь в жестокость и желание причинить любую боль, лишь бы не ей одной было больно. Ей страстно хочется поделиться этой болью, и в резком порыве Гермиона поддаётся своему желанию, притягиваясь к Тому, чтобы завладеть всеми чувствами, которые находятся в нём. Он улыбается ей в губы, тихо смеётся, не давая себя растерзать. Он начинает играть с ней, дразня желаемым и пробуждая в ней ещё большую жажду, но она не сдаётся, настойчиво пытаясь схватить его улыбку. Глаза снова становятся бунтующими и неестественно блестящими, остро впиваясь в смеющийся взор. Она снова становится суккубом, который жёстко хватается за его плечи, сдавливая до боли, и желает получить то, что будет поддерживать ей жизнь. Том чувствует, как одержимость, вызванная его обволакивающей магией, стремительно растёт в Гермионе, не оставляя ни одной здравой мысли. Она голодная и ей хочется чувствовать себя всегда сытой.
Том отстранился сильнее, привлекая за собой Гермиону, чтобы она поднялась. Сверкая глазами от ощутимого вкуса победы, он перестал улыбаться, снова стискивая зубы и сильнее обнажая острые скулы. Нить превратилась в настоящие путы, означая конец игры для Гермионы и начало игры для Тома. Он проник ладонью к её шее, больно сжал за горло и заставил Гермиону замереть в своём порыве. Её ошеломлённые глаза превратились в чёрные и пустые и жадно стали вглядываться в его тёмные и пронзительные. Они долго смотрят друг на друга, а комната заполняется напряжением, и, наконец, Том тихо и отчётливо произносит:
— Это конец, Гермиона.
Он принял такой вид, словно только что поймал её на преступлении, которое она тщательно скрывала долгое время. И она повела себя именно так, словно это так и было: её взгляд стал растерянным и взволнованным, а сама собиралась оправдывать себя, что это не она, выискивая лазейку, как разбить фразу о том, что это конец.
Пристальный блестящий взгляд не даёт ей отвернуться, холодные пальцы чуть сильнее сжимают трепещущую тонкую кожу, и Гермиона даже не поднимает руку, чтобы вцепиться в угрожающую ей руку, а молча смотрит и ожидает, какой ход сделает Том дальше.
Они снова замерли, выискивая ответы в чужих глазах, пока Том не продолжил:
— Игра закончилась. Тебе понравилось?
Его пальцы почувствовали, как Гермиона сглотнула, а сам он увидел, как её взгляд опустился вниз к его шее. Неужели она попытается отплатить ему тем же?
Но она не дёргается, а продолжает внимательно рассматривать его одежду и напряжённые скулы, ожидая следующего шага. Том чуть сильнее надавливает на горло и заставляет её резко выдохнуть.
— Зачем? — тихим шёпотом спросила она.
— Я восхищён тобой, — насмешливо ответил Том и показал ей свою улыбку.
Та снова сглотнула и выдохнула:
— В чём заключается конец?
— В начале настоящей игры.
— И… какой моя роль будет в ней?
Том слегка приподнял бровь, удивляясь тому, что Гермиона достаточно резко вошла в своё положение и задаёт вполне логичный вопрос. Его приятно поразила её реакция и то, что ему не приходится останавливать глупую девчачью истерику с размахиванием рук и вытиранием слёз. Ему нравится поведение Гермионы, её характер и темперамент. Она ему нравится во всём.
— Главной, — коротко ответил Том, не пытаясь вдаваться в подробности.
— А потом? Что со мной будет потом? — нервно спросила Гермиона, поднимая свой взгляд на тёмные глаза.
Том некоторое время молчал, затем медленно ответил:
— Это будет зависеть от тебя.
— Если ты полагаешь, что я встану на твою сторону… — с силой заговорила та, но Том тут же покачал головой и надавил на шею, заставляя замолчать.
— Ты даже не знаешь, о какой стороне говоришь.
— Ты… обманул меня.
— Я не обманывал тебя. Я говорил тебе правду, — мягко отозвался Том.
— Ты не сказал мне, кто ты на самом деле.
— Именно, что не сказал, но я не обманывал.
Гермиона снова глубоко вздохнула и стала медленно притягивать ладонь к держащей её руке. Пальцы обхватили запястье через высунувшуюся из-под мантии рубашку и немного сжали.
— В одном ты меня точно обманул.
— В чём же? — с интересом спросил Том, лукаво посмотрев ей в глаза.
— Ты – призрак, Том. Ты не можешь ничего чувствовать.
Тот медленно выпрямился, вздёргивая слегка свою голову, и посмотрел на Гермиону сверху вниз.
— Знаешь, с чем мне не повезло? — насмешливо заговорил он елейным тоном. — Что ты слишком быстро обо всём догадываешься и слишком стремительно всё понимаешь.
— Повторяющийся день – это твой мир, — проговорила она, неотрывно наблюдая за любым изменением в лице Тома. — И твоя диадема – это то, из-за чего я оказалась здесь с тобой по своей же глупости. Этого дня не существует, Том. Его же не существует?
Он долго молчал, с восторгом и ярким интересом разглядывая каждую чёрточку на её лице. Он чувствует, как она перестала поддаваться своей боли, осознавая, что у него просто не было выхода. Не будет же он играть перед ней в благородство, когда его цель разительно отличается от её ранних представлений!
— Ты… да, ты не обманывал, говоря, что у меня с самого начала не было выхода, как не влюбиться в тебя. С самого начала, как я оказалась здесь, как я надела твою диадему на голову, мне следовало идти к тебе, потому что ты – это мой ключ к выходу из этого дня. Я сама обрекла себя на участие в этой игре по своей же глупости, ведь не коснись я диадемы, ничего бы не было. Я… не имею права винить тебя в том, что со мной произошло. Ты – осколок души, который не нуждается в проникновении в настоящий мир – в мой мир, ведь ты же там уже есть. В моём мире уже есть твоя душа, которая каждый день выстраивает планы, как добраться до моего друга и захватить власть. Тебя не интересует, что происходит там, в настоящем дне. Более того, ты ничем не связан с моим миром. Я всё это поняла. Я поняла, что это за день и что со мной происходило, но вот вопрос, который появился сейчас и остаётся одним единственным без ответа: настоящий Том – тот, что много лет назад сделал из диадемы крестраж, тот, что отделил именно эту часть души своей, вложив в неё столько магии и чувств – какую преследовал цель? Что должно произойти, когда ты выпустишь меня из этого дня? Ведь этот день не существует, поэтому ни в одном учебнике ничего об этом не написано. И знаешь… я поняла. Этот день не то, чтобы не существует, он находится в моей голове…
Гермиона слегка выпрямилась и с изумлением посмотрела в глаза Тому.
— Это происходит в моей голове! Поэтому я могу здесь сделать всё, что угодно! Этот день – это куча реальностей того, как я могу прожить его. И выходит, что…
Том почувствовал, как она задрожала от переизбытка своих чувств, и странная усмешка появилась на её губах.
— Волан-де-Морт сделал не один крестраж, и он их все защитил. Дневник должен был убить, чтобы притянуть шестнадцатилетнего Волан-де-Морта ко дню, в котором жертва стала взаимодействовать с ним, полностью отдавая всю себя. А диадема должна была влюбить, чтобы… чтобы…
Её голос задрожал и сорвался, а взгляд стал невероятно испуганным. Том пугающе улыбнулся и закончил её мысль.
— Чтобы любой, кто вызнает мой секрет или просто попадёт под действие диадемы, стал ключом к тому, чтобы притянуть в этот мир меня в том возрасте, в котором я сделал из диадемы крестраж. Удивительно, правда? Тот осколок, что был наделён прекрасным убеждением и обаянием не справился со своей задачей, чтобы показать другой мир. Я же, наделённый всем тёплым, что только есть во мне, справился с этим. И теперь ты любишь меня, ты любишь мою магию, которая находится сейчас в тебе, и как бы ты не пыталась меня ненавидеть, моё сидит уже в тебе и от этого не избавиться. Ты сделала это сегодня, сейчас, и… считай, я закончил игру. И ты абсолютно права – это не настоящий день, это моя уловка в нашей вымышленной игре. Если бы ты проживала настоящие дни, то в два счёта вспомнила бы о дневнике и догадалась, кто я такой. Ты рассудительная и очень сообразительная, но я умнее и хитрее, и я победил.