— Я не собираюсь терпеть подобные выходки от грязнокровки, поэтому, если ты ещё раз попробуешь тронуть меня пальцем, то после этого будешь молить о пощаде. Ты меня поняла?
Гермиона молчала, сдерживая стон боли.
Том хлёстко ударил её по щеке, отчего она залилась краской, очерчивая белый след ладони. Гермиона зажмурилась, боясь, что ещё один удар по лицу поджидает ее.
— Не слышу, Грейнджер.
Его рука сильнее дёрнула за волосы, и Гермиона не сдержала болезненный стон. Голова стала раскалываться от боли, а в прикрытых глазах появилась пелена слёз.
— Ну же!
Том не оставил выхода, если её жизнь и здоровье были важны ей.
— Да, — почти беззвучно выдохнула она.
Рука Тома тут же отпустила её, и Гермиона резко схватилась за полку стеллажа, чтобы не упасть. Её почерневший взгляд устремился на Тома. Она чувствовала в себе невероятную строптивость, которая призывала к тому, чтобы дать ему отпор. Огненная ярость завладела разумом, но внезапно проснулся инстинкт самосохранения, и Гермиона, движимая им, резко сорвалась с места и побежала из библиотеки. Она боялась, что он уцепится за ней и не даст ей так просто уйти, но с удивлением замечала, что никто её не преследует, хотя от этого скорость бега нисколько не уменьшилась. Не заметив, как быстро оказалась возле входа в гостиную Гриффиндора, она забежала туда и увидела гриффиндорцев, которые прикладывали все свои усилия на то, чтобы разогнать младшекурсников по кроватям.
Гермиона пребывала в каком-то шоковом состоянии. Только что её ударили несколько раз, чуть не задушили и пригрозили расправой, если она ещё раз позволит себе выплёскивать свою злость и ярость. Гермиона уже не верила в то, что Том был здесь по разрешению профессора Дамблдора, не верила, что он хотел попасть в ассоциацию магов, которые изучают и создают новые заклинания. Он был не тем, за кого себя выдавал. Он был жестоким и грубым, что позволяло ему запугивать, бить и оскорблять её. Он был двуличным и лицемерным, с лёгкостью сменяя свою беспощадность на любезность и невинность. Он был дьяволом, который дополнял и без того дьявольский круг замкнутого дня. И она боялась его, как огня.
Она остановилась посреди комнаты и оглядела всех присутствующих с таким видом, словно не узнавала их. Она не узнавала ни Гарри, ни Джинни. Ей они казались каким-то куклами в спектакле, которые всё время играли одну и ту же сценку, чтобы потешить каждый раз новых зрителей. Но кто эти зрители?
Гермиона вспомнила свою догадку о том, что Том мог раньше неё зависнуть в этом проклятом дне, пока она также была куклой, как сейчас её друзья и приятели, не знающие, что этот день повторяется снова и снова. Сколько дней он пережил в этом круге? Неделю? Две? Месяц? Или, может быть, он уже сбился со счёта?
Она живёт в этом дне ровно неделю, и за это время она успела ощутить на себе все оттенки злости, ярости, раздражения и ненависти. Может быть, Том раньше тоже был нормальным и спокойным человеком, пока не попал в этот просак? Может быть, её тоже ждёт такая участь – стать невыносимо грубой и жестокой от того, что ничего вокруг не меняется? Невозможно оставаться уравновешенным человеком, зная, что «завтра» не наступит никогда.
Но почему он не рассказывает ей о том, что знает? Том говорил, она пока что не способна воспринять эту информацию и не способна согласиться с ней. Не значит ли это, что он подготавливает её к такой правде, которая напрочь убьёт её? Её убьёт только одно: осознание, что «завтра» не наступит никогда.
Гермиона вздрогнула и снова посмотрела на присутствующих в гостиной. Вот Гарри – он радуется своей победе. Он поймал сегодня снитч и вырвал шанс на то, чтобы получить кубок по квиддичу в этом году. Что сейчас его может беспокоить? Всё верно, ничего.
Джинни хмуро поглядывает в сторону Дина Томаса, а в глубине души надеется, что этим вечером в общем веселье они смогут помириться. Да, она с ним помирится, как только оба выпьют по стакану виски. Им станет так же весело, как и остальным. Они не вспомнят о своих ссорах, не задумаются о завтрашнем дне. Они просто будут наслаждаться мгновениями, проведёнными вместе на этой шумной вечеринке.
Повернув голову в сторону, Гермиона посмотрела на Лаванду и воркующего с ней Рона. Они улыбались и о чём-то сладко шептались. Лаванда притянулась к губам Рона и завлекла его в поцелуй, а затем мягко рассмеялась ему в губы. Интересно, что же она сказала Рону о том, почему его подарок оказался раздавленным? Смогла ли она убедить его, что Гермиона виновата в этом? Наверное, Рон стал ненавидеть Гермиону, и их ссора окажется настоящей бездной, которую больше никогда не преодолеть.
Они проживали этот день снова и снова и были счастливы настоящему. Почему же она одна должна страдать?
Гермиона ощутила самую сильную вспышку злости за весь день. Они не заслуживали быть счастливыми, являясь такими, какие они есть! Они не заслуживали проживать этот день беззаботно, пока она сходила с ума от одного и того же дня! Почему именно этот день, а ни какой-то другой? Почему именно в этот день был квиддич, фанатом которого она не была, и эта глупая вечеринка, которая с самого начала не вызывала никаких приятных чувств?
Гермиона ощущала, как ненавидит всех и всё. Сейчас она ненавидела Гарри за его радость, ненавидела Джинни за её беззаботность, ненавидела Рона за его отчуждённость, ненавидела Лаванду за её ревность, ненавидела всё, что хоть как-то связывало в этот день её с ними.
Она хочет говорить им правду. Хочет говорить им то, что думает на самом деле. Хочет вести себя так, как ей вздумается. Они ничего не вспомнят, когда наступит очередное «сегодня». Ни-че-го.
Гермиона слишком долго стояла возле входа в гостиную, и это заставило других начать обращать на неё внимание. Первой её увидела Джинни, которая тут же махнула рукой и подошла к ней. Снова её недовольный взгляд, снова её недовольный тон.
— Гермиона, какого чёрта?! Тебя не было вчера на тренировке, а сегодня ты даже не пришла посмотреть квиддич!..
— Джинни, отвали от меня со своим квиддичем, — резко ответила Гермиона.
Та оцепенела от изумления и приоткрыла рот.
— Неужели ты думаешь, что весь мир вращается вокруг этой тупой игры? — продолжала она, уже не смотря на Джинни и оглядывая других гриффиндорцев. — Сегодня был не чемпионат мира, а всего лишь межфакультетская игра, которая настолько бессмысленна и непрофессиональна, что там смотреть даже не на что.
— Т-ты… — заикаясь, выдохнула Джинни, продолжая смотреть на Гермиону округлёнными от изумления глазами.
— Я ненавижу квиддич, ясно? Хватит каждый раз говорить о нём, как о чём-то божественном! И вообще я не желаю с тобой разговаривать, так что отстань сейчас от меня.
Гермиона прошла по гостиной дальше, оставив Джинни в оцепенении. Но она не успела дойти до двери, ведущей к спальням, как её окликнул мужской голос.
— Эй, Грейнджер!
Та закатила глаза, понимая, кому принадлежит этот голос, и медленно повернулась в сторону Кормака.
— Ты куда так торопишься? — улыбчиво заговорил он, приблизившись так близко, что Гермионе пришлось вздёрнуть голову вверх, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Тебе какое дело? — холодно спросила она.
— Ты не будешь с нами веселиться?
— Я разве похожа на обезьяну, которая прыгает от счастья, что какой-то дебил неведомым образом притащил в школу ящик дешёвого пойла и хочет напоить и превратить в животных всех старшекурсников, которые сейчас ведут себя так, словно им и одиннадцати лет не исполнилось?
Кормак замер и не сразу нашёлся, что ответить.
— Не понял, — вдруг качнул он головой и скрестил руки на груди. — Ты не рада вечеринке?
— Плевать я хотела на вашу идиотскую вечеринку. И, кстати, на тебя – тоже.
Кормак растерялся. Он не знал, что Гермиона может быть такой грубой. Но через несколько секунд он, видимо, пришёл в себя и усмехнулся.