— Пока что только твоё присутствие.
— Чёрт! — начала злиться Гермиона. — Ты можешь хоть раз сказать что-нибудь вразумительное, а не одно и то же?!
Насмешливая улыбка заиграла на губах Тома.
— Ты… невыносим, — прошептала Гермиона, тщательно подбирая слова, чтобы выразить свои мысли и не навлечь на себя очередную расправу. — Ты… бездушный, эгоистичный, жестокий, грубый и… Ты ужасен.
Его насмешило ещё больше то, как старательно она выбирала слова. Очевидно, именно этот урок пришёлся ей на пользу.
Том опустил глаза вниз, убрал со своего лица насмешку и, когда поднял на Гермиону свой взгляд, ласково произнёс:
— Я бываю другим.
— Ни за что не поверю, — качнула головой та.
— Тогда рискни проверить, — тем же тоном отозвался Том.
— Я не хочу даже с тобой разговаривать. Оставь меня! Хотя бы сейчас! — с мольбой отозвалась Гермиона.
— Убеди, — улыбнулся тот.
Та отвела свой взгляд и огляделась по сторонам, словно ища какой-то помощи, понимая, что снова едва сдерживает слёзы, вызванные бессилием.
— Слёзы на меня никак не…
— Знаю! — беспомощно воскликнула Гермиона, задёргавшись под мантией. — Я не знаю, что мне нужно сделать!
Ласковая улыбка снова превратилась в насмешливую. Том выпрямился и сделал шаг от Гермионы, посмотрев на озёрную гладь.
— Я хочу, чтобы вечером, когда стемнеет, ты пришла сюда.
Просьба была слишком странной. Что они будут делать здесь вдвоём ночью?
— Зачем?
— Посмотреть, как выпадет снег.
Нет-нет-нет! У неё на ночь были другие планы. Она должна была вычислить точку в этом дне, которая является первой и последней. Ей нужно было понять, в какой момент появляется этот злосчастный шарик!
Вспомнив об этой безделушке, которая жестоко изранила ногу и стала следствием пережитых ею острых и болезненных ощущений, Гермиона почувствовала, как лицо заливается краской от гнева, а губы начинают дрожать от ненависти за то, что Том вёл себя с ней именно так, а не как-то иначе. Внезапно она осознала, Том игрался с нею, сначала жестоко обижая её, а затем строя из себя невинного ангела, который по доброте душевной решил помочь. Палач не может быть спасителем так же, как мираж – действительностью.
Она с опаской облокотилась ладонями о землю через чёрную мантию и, почувствовав, что в руках нет болезненных ощущений, попыталась подняться. Оказавшись на ногах, Гермиона выпрямилась и устремила чёрные глаза на Тома, который неторопливо повернулся и посмотрел на неё в ответ.
— Если ты думаешь, что после твоих действий я спокойно буду наблюдать с тобой, как вечером будет падать снег, то ты…
Гермиона прикрыла глаза, чтобы взять себя в руки и не нарваться на новую стычку.
— Я не выполню твою просьбу, — твёрдо закончила она.
— Это не просьба, — холодно заметил Том.
Изумление мелькнуло во взгляде Гермионы, и внезапно она невесело рассмеялась.
— Ты серьёзно?
Том тут же подошёл к ней, схватил за плечи, на которых по-прежнему висела его мантия, и крепко сжал их, угрожающе прошептав ей в лицо:
— Это не просьба, Грейнджер.
Страх снова овладел Гермионой. Она почувствовала очередной приступ слезливости, из-за которого появился ком в горле. Испытать на себе такую же пытку, как недавно, совсем не хотелось, но и становиться послушной собачкой тоже не было желания.
— Отпусти, — грудным голосом прошептала она, делая слабые попытки вырваться из рук Тома.
— Разве ты не понимаешь, что твой загнанный вид приносит мне удовольствие? — насмешливо спросил он. — Разве до тебя не доходит, что нужно перестать перечить мне и моим желаниям, чтобы я стал другим? Разве не понятно, тебе следует засунуть свои слёзы куда подальше и взять себя в руки?
— Как я могу взять себя в руки, если ты постоянно вводишь меня в заблуждение?! — взорвалась та, задёргавшись в руках Тома. — Как я могу быть нормальной, когда это безумство повторяется каждый день, загоняя меня в воронку, из которой я уже не могу выбраться?! Это же твоих рук дело! Скажи, что это ты – причина повторяющегося дня!
— Ты же в это не веришь, — улыбнулся Том.
— Я уже не знаю, во что верить!.. — со стоном воскликнула Гермиона, не сдержав слёзы, и обмякла.
Том не ожидал, что она позволит себе обмякнуть в его руках, поэтому едва успел удержать её на ногах. Он её встряхнул, приводя в чувство, и та быстро вырвалась из его рук.
— Даже не вздумай больше следить за мной!
Гермиона попятилась назад, испытывая странное чувство от того, что нога больше не болела и не мучила нервы.
— Снова пустые угрозы, — медленно протянул Том и посмотрел в сторону, давая всем своим видом понять, что разговор стал ему не интересен.
Гермиона собрала в себе всю волю, чтобы выдавить слова, которые давно вертелись на языке.
— Если я тебя увижу ещё раз, то тебе тоже будет плохо.
Взглянув в последний раз на смеющегося Тома, она развернулась и направилась в сторону замка. Несколько раз Гермиона невольно обернулась, желая убедиться, что Том не собирается её останавливать: он стоял, слегка отвернувшись, и безразлично смотрел на тёмное антрацитовое небо, которое к вечеру становилось темнее и мрачнее.
Она ускорила шаг, радуясь возможности быстро и беспрепятственно преодолевать любые расстояния. Оказавшись внутри школы, она обратила внимание, что кругом была ещё тишина и пустота, а, значит, квиддич ещё не закончился. Гермиона быстро поднялась в гостиную своего факультета, плюхнулась на дальнее кресло, в котором обычно по вечерам сидели Рон и Лаванда, притянула к себе ноги и глубоко вздохнула, закрыв глаза. Перед ней предстали все ужасы, которые она пережила за день. Сначала скандал с Лавандой, который практически дошёл до драки. Если бы не больная нога, Гермиона была уверена, их перепалка закончилась бы очень плачевно. На самом деле, ей очень хотелось причинить Лаванде боль, чтобы отомстить за все те дни, что испортил её глупый шарик. Сегодня же это чувство было сильнее всего, потому что благодаря этой безделушке, пришлось испытать на себе самые жестокие болезненные ощущения за всю жизнь. Если бы она не наступила на стекло, то Тому вряд ли пришла бы в голову идея протащить её по коридорам школы и выдернуть на улицу с раненной ногой и раздетой. Когда она пошла в библиотеку, то наступала только на носочек и быстро сменяла одну ногу другой. Это тоже вызывало острую боль, но она была терпимой. А Том быстро потянул её за собой, из-за чего та не успевала правильно ставить стопу, а по итогу вообще наступала на неё всем весом, разрывая затягивающиеся порезы и глубокие раны. Что она могла сделать в тот момент? Ничего, кроме как кричать, рыдать и молить о пощаде.
Бессилие снова коснулось Гермионы. Она ярко представила, как некоторое время назад Том спокойно исправлял содеянное, вылечивая раны и избавляя её от болевых ощущений. В тот момент хотелось, чтобы кто-нибудь нашёл её и забрал с собой. Хотелось, чтобы хоть кто-то сел напротив и выслушал все переживания и волнения, скопившиеся за эту длинную и нелепую неделю одного и того же дня. Безумие этого было в том, что, кому не скажи, никто не поверит. Её не поймут.
Сейчас хотелось хотя бы обычного человеческого общения без ссор и скандалов, без раздражённости и злости. Увы, это было невозможным, потому что именно в этот день с самого начала к ней все проявляли своё недовольство, да, и она была так зла на всех приятелей, что слепая ярость буквально сразу начинала овладевать ею. Неужели так и придётся сидеть в этом замкнутом кругу и переживать вновь и вновь всё точно то же самое?
От этого хотелось плакать. Вспомнилось, как Джинни назвала её скучной и нудной. Неужели она действительно так считала? И, видимо, не одна она.
Опустошение поглотило Гермиону целиком. Она даже не заметила, как в гостиной стали появляться студенты, весело обсуждающие прошедший матч. Скоро должна была начаться вечеринка. Она увидела, как в гостиную зашла Джинни с сияющей улыбкой и направилась к спальням девочек, не заметив сидящую в углу Гермиону. Зато её заметил Кормак.
— Эй, Грейнджер!
Она медленно посмотрела в его сторону с откровенным безразличием. Нет, у неё не было сил сейчас скандалить ни с ним, ни с кем-то другим.