И из всего этого она делала только один вывод: несмотря на то, что день повторяется, и его можно изменить, себя она уже изменить не могла. Она больше никогда не станет прежней.
Неужели повторяющийся день на неё так повлиял? Конечно, тяжело проживать один и тот же день, который не вызывает в тебе никаких приятных эмоций, но чтобы настолько впадать в ярость от него?..
Да, именно настолько впадать от него в ярость.
И что осталось теперь у неё по истечении этих двух недель?
Изнурение. Душевная мука. Грудная боль. Пустота.
Ей всё ещё было страшно за то, что тела трёх слизеринцев могут обнаружить сегодня. Что она будет делать?
Она побежит к Тому. Сразу и не раздумывая.
А если они и завтра останутся там же?
Снова желание подскочить, но в этот раз бежать за Томом. Ей так сильно хотелось, чтобы он успокоил и сказал, что завтра будет такой же день. Впервые хотелось, чтобы «завтра» не наступило. Она не хотела этого всеми силами души. О каком сне он говорил ей? Как она сейчас может спокойно лечь спать, рассчитывая на то, что завтра наступит новое «сегодня»? А если не наступит?
Во что он её ввязал? Точнее, как она сама ввязалась в это? Как же получилось, что Гермиона помогла ему? По-дурацки отзывчивая Гермиона!
Был день, когда она считала, что они заодно. Она хотела, чтобы они вдвоём были заодно. И она получила. Теперь они точно заодно – связаны секретом, о котором никто не должен узнать. Она думала, что их должно связать время – этот день, в котором они были пленниками, но Том показал ей, что он не пленник. Он знает правила, и он умеет их менять. И не время связало их так близко, как полагала вначале Гермиона, а убийство – то, что больше всего страшит её.
Это была игра. Обычная компьютерная игра, которая почему-то вызывала чувство реальности. Она игрок, могла ходить на одном уровне сколько угодно и делать всё, что угодно. Она могла драться, мириться, выражать все свои мысли и чувства, ломать и крушить всё, что вздумается, созидать в гармонии и мире, быть в любых местах на своё усмотрение, проводить время с теми, с кем хотелось, изучать магию и чужие тайны, даже убивать. Она могла всё! Мир был в её руках! Но она жила в клетке и почему-то уровень так и оказывался не пройдённым, словно чего-то не хватало в её действиях. И, кажется, Том знал, чего именно.
Если завтра будет таким же, как сегодня, то в этот раз она обязательно займётся чем-нибудь другим. Не глупыми выходками в порывах злости и ярости. Она могла изучить магию куда глубже, чем ей представлялось. Она могла выучить что-то такое, что поможет дать отпор всему, чему она никогда не могла. Она могла воспользоваться помощью профессоров. Она могла не спать, чтобы выдернуть разгадку тайны, когда же появляется этот день, и ориентируясь в этот раз не на шарик, а на других людей. Она могла помочь Гарри открыть тайну о крестражах, про которые рассказал ему Дамблдор прошлым днём, который был уже так давно, что, казалось, целая жизнь пронеслась перед глазами. У неё было слишком много времени, чтобы заняться действительно стоящими делами! Она обязательно этим займётся, но прежде! Прежде она дождётся окончания этого дня и убедится, что никто не обнаружит три тела, лежащих в лесу. Лишь бы наступило новое «сегодня». Лишь бы.
Что-то толкнуло Гермиону в спину, и она поняла, что с обратной стороны девчонки пытаются открыть дверь.
Гермиона тряхнула головой, неторопливо поднялась с пола и впустила Лаванду и Парвати.
— Ты теперь стала верным псом, ожидая хозяев под дверью? — съязвила Лаванда, проходя к своему комоду и сбрасывая на него куртку.
— Ты снова напрашиваешься на расправу, Браун, — спокойно ответила Гермиона, до сих пор пребывая в мыслях о троих мёртвых слизеринцах.
— Поверь, Грейнджер, я так просто это не оставлю, — более спокойно подметила та, поправляя возле зеркала волнистые волосы, с придиркой глядя на отражение. — Я ещё не успела рассказать Макгонагалл о том, что вытворяет староста факультета. Думаю, она будет не в восторге от того, что такая чокнутая, как ты, имеет самый прямой контакт с детьми.
— Я думаю, она так же будет не в восторге, узнав, что твой любимый Бон-Бончик собирается сегодня закрыть глаза на радостную вечеринку, где будет море выпивки, — усмехнулась Гермиона, присаживаясь на свою кровать. — Думаю, ей придётся тысячу раз подумать, прежде чем оставлять Уизли при его же обязанностях старосты.
Лаванда обернулась на Гермиону и гневно посмотрела в глаза.
— Только попробуй ей что-нибудь рассказать!
— Ты меня не остановишь, если я захочу, — ещё насмешливее улыбнулась та.
Откуда же она набралась этой насмешливости и яду, которым сочился её тон голоса? Гермиона с удовольствием понимала, что в её руках снова больше преимуществ, чем у Лаванды.
— Хватит вам уже ссориться, — встряла в разговор Парвати, хмуро покосившись на Гермиону. — Если тебя не воодушевляет эта вечеринка, которую даже вечеринкой не назовёшь, то сиди здесь и держи язык за зубами. Если ты не хочешь расслабиться, это не значит, что другие не хотят.
— Почему же вечеринкой не назовёшь? Или Гриффиндор проиграл Слизерину?
— Нет, — тут же ответила Парвати, — но игра была просто ужасной.
— Какая разница? Важен результат!
— У Слизерина не было сегодня ловца, поэтому они проиграли, — объясняла Парвати. — Точнее был, но показной, который толком не знает, как выискивать снитч. А Малфой пропал вместе со своими двумя дружками.
Сердце громко застучало и полезло в глотку. Гермиона не смогла даже сделать глоток воздуха от трепета и переживаний, которые охватили при упоминаний о Крэббе, Гойле и Малфое. Как же она забыла, что Малфой – ловец команды? О его пропаже сразу же забили тревогу! Малфой не мог не явиться на матч, если с ним только что-то должно было случиться! И с ним случилось, и теперь это понимала вся школа, все студенты, все профессора. Его искали!
Гермиона поднялась на ноги и направилась к двери, ещё не осознавая, куда ей идти и что делать.
— Тем не менее, благодаря Малфою мы победили в игре, — продолжала говорить Парвати и, не заметив никакой реакции от Гермионы, добавила: — Слышишь, Грейнджер?
Но Гермиона уже не слышала.
— К тебе обращаются, дура! — воскликнула Лаванда и обратилась к подруге: — Говорю же, она чокнутая.
Гермиона вышла из спальни и спустилась в гостиную. Куда идти? Что делать?
Стало невероятно страшно, ноги подкашивались при каждом шаге. Она не могла вынести в себе этого страха и не могла избавиться от воспоминаний, которые сейчас душили её. Она видела перед собой, как пальцы Тома медленно разжимают её пальцы, держащие нить. Она видела безжизненные глаза Малфоя. Она видела слабую улыбку на губах Тома.
Что ей делать?!
Возникло желание найти кого-нибудь и рассказать всё, как было, ведь её найдут! Её поймают! Ей не спастись!
— Гермиона, ты с нами или ты куда-то собралась? — окликнул её голос друга.
Она посмотрела в сторону и увидела Гарри, который внимательно разглядывал её.
— Я… — слабо начала она на выдохе и замолчала.
— В общем-то, я хотел с тобой поговорить, — сделал к ней шаг Гарри, оглядевшись по сторонам. — Ты сегодня была сама не своя и… может быть, у тебя что-то случилось?
— Гарри, давай… нам надо поговорить, да, — подавленно отозвалась та.
— Значит, что-то случилось, — тихо ответил Гарри, сделав свои выводы. — Тогда давай сейчас ребята начнут праздновать, и мы отойдём с тобой поговорить, хорошо?
Гермиона ничего не ответила и направилась к самому дальнему креслу, чтобы занять его. В голове ничего не было, кроме как кричащей во всю глотку мысли: что делать?!
Она поджала ноги под себя и посмотрела на присутствующих. Вот, Джинни весело болтала с Дином и Симусом, которые уже достали ящик виски и готовились отмечать победу. Джинни не один раз посмотрела на Гермиону гневным взглядом, в котором сквозила обида и непонимание. Чёрт с ней, с этой маленькой Уизли! Завтра она ничего не вспомнит, если, конечно же, не наступит настоящее «завтра». Вот, Невилл, который внимательно слушал Парвати, косясь на Гермиону. Конечно, она рассказывала про её поступок! Что она ещё могла рассказывать ему? Вот, Лаванда, которая прижалась к Рону с сочувствующим выражением лица. Они не целовались, как обычно это делали. Кажется, Рон был не в духе и очень задумчив, ведь его руки на автомате обнимали и прижимали к себе подругу. Гарри подошёл к семикурсникам и что-то стал объяснять им.