— Это… очень сильно притягивает, — произнесла Гермиона вслух, — как магнит. Откуда столько тепла?
Том слабо улыбнулся ей, но ничего не ответил.
— Ты слишком жесток, чтобы иметь столько тепла.
— Ты слишком тепла, чтобы быть жестокой.
Гермиона уже успела принять тот факт, что внутри неё сидела жестокость, спрятанная под вуалью искреннего тепла. Выходит, у Тома всё было наоборот? Ей было так странно осознавать, что в нём могут находиться такие тёплые и ласковые чувства, в которых хотелось пропадать и падать вниз, не боясь разбиться.
— Значит, ты стал жестоким не из-за этого дня? — спросила Гермиона.
Том качнул головой.
— Ты такой, какой есть, — утвердительно произнесла она больше себе, затем обратилась к нему: — Тогда почему в этом дне я выражаю свою скрытую натуру в виде жестокости, а ты – нет? Почему ты не выражаешь своё тепло?
— По-твоему, что я сейчас делаю? — усмехнулся Том.
У Гермионы дрогнули уголки губ в подобии улыбки. Она опустила на несколько мгновений взгляд вниз, затем снова посмотрела в тёмные глаза Тома.
— Расскажи мне свою историю? Как ты здесь оказался? — мягко спросила Гермиона.
Том посмотрел в сторону, а затем обратно на неё, произнеся:
— Вместе с тобой.
— Ты здесь не раньше меня? — уточнила Гермиона.
— Я же говорил тебе, что нет.
Та закусила губу, задумавшись. Это совсем не вязалось с её теорией о диадеме. Как он мог оказаться в одно и то же время с ней, если диадему брала только она? Скорее всего, Том снова врал ей.
— Ты… солгал, — выдохнула Гермиона.
— Нет.
— Тогда как?
Том насмешливо улыбнулся, снова посмотрев в сторону и обратно на неё смеющимися глазами, и ответил:
— Ты забыла о нашей договорённости? Все ответы будут тогда, когда будешь к ним готова.
— То есть бессмысленно искать, спрашивать?..
— Разве Макгонагалл сказала тебе что-то вразумительное? — продолжал насмешливо улыбаться Том.
Гермиона ничего не ответила, посмотрев вдаль на кружащие снежинки. Конечно, Том знал, зачем она пришла к профессору. Он даже видел её в этом момент, ровно как и в момент, когда она шла с Маклаггеном на стадион.
Гермиона резко повернулась к Тому и спросила у него:
— Ты знал, чем всё это кончится? Я видела тебя дважды!
— Было бы намного безопаснее, если бы ты подошла ко мне.
— Ты что? Мои неприятности чувствуешь за версту?
— Я хорошо вижу людей, которые тебя окружают, всего лишь.
— Мне стоит… восхищаться тобой больше, чем бояться, — с тяжёлым сердцем отозвалась Гермиона. — Я понимала, что нужно было идти к тебе, но… я тебя ужасно боюсь!..
— Я же говорил, что меня не нужно бояться. Если бы не это, ты бы избежала того, что случилось сегодня.
— Ты меня пытал, Том, и не один раз, — напомнила ему Гермиона. — Думаешь, после такого легко не бояться?
— Тебе же не мешает твоя боязнь жадно пользоваться моим теплом, — насмешливо заметил тот.
Гермиона тут же отдёрнула ладони от Тома, испуганно посмотрев ему в глаза. Ей было так хорошо и уверенно, что она даже забыла, что стоит напротив Тома и держит его в своих руках, пользуясь его магией.
— И твоё сегодняшнее происшествие не мешает мне касаться тебя безболезненно, — тише добавил он и легко положил ей руки на плечи.
Он был прав – она не испытывала ужаса и отвращения от его прикосновений. Его руки давали только тепло, которое манило её, как магнит, и это чувство привело к растерянности. Странное ощущение.
Вскоре Том отпустил её и повернулся к перилам, направляя взгляд вдаль. Гермиона ощутила опустошение и тоже посмотрела на хлопья снега, которых становилось меньше. Ветер немного утих, переставая играться волнистыми локонами Гермионы, и она устало прикрыла глаза.
Очень долго они стояли в тишине и смотрели на плохую погоду. Снег совсем перестал падать, давая разглядеть тяжёлое антрацитовое небо. Ночь была очень тёмной и мрачной.
— Я приблизилась к тому, чтобы получить ответы? — неожиданно спросила Гермиона долгое время спустя.
Том ответил на её взгляд, тихо произнеся:
— Да.
Что же такого она сделала, что приблизилась к ответам? Она закусила свою опухшую губу и спросила:
— Это потому что я с тобой сейчас?
Том выпрямился и полностью повернулся к ней.
— Да.
— Послушай, Том, — неуверенно начала Гермиона. — Почему ты сразу же не показал мне… своё тепло? К чему была эта жестокость?
— Если бы я показал тебе сразу, то ты бездумно так же шарахалась от меня, но не нашла бы ответ на вопрос, почему убегаешь.
— Но мне не хочется больше прятаться от тебя. И вообще, мне кажется, что лучше всего мой день пройдёт именно с тобой, чем с кем-то другим, — задумчиво отозвалась Гермиона.
— Скорее всего, — согласился Том с тенью улыбки. — Но тогда ты будешь искать ответ на другой вопрос.
— Какой?
— Почему не хочешь убегать от меня.
Глаза у Гермионы сузились, и она тут же стала задавать себе этот вопрос. Почему ей даже сейчас не хочется убегать от него?
Том, словно проследив за её мыслями, насмешливо улыбнулся, однако его взгляд был тёплым, лишённый издёвки.
— Пойдём в тепло, — сказал он спустя минуту.
Гермиона только сейчас осознала, что он всё это время стоял в одной рубашке и даже не дрожал.
— Ты, наверное, замёрз, — слабо произнесла она, чувствуя за собой вину за это.
— Нет, но уже холодает.
Они спустились вниз и оказались внутри замка.
— Я не хочу возвращаться в башню, — решилась признаться Гермиона, посмотрев на профиль собеседника.
— Тогда я могу остаться с тобой здесь, пока твоё сознание не вернёт тебя в начало дня.
Гермиона согласно кивнула, и они сели на ближайшую лавку.
— Когда? — спросила она.
Том задрал рукав рубашки и посмотрел на часы, ответив:
— Скоро.
Та отвернулась от него и прижалась к стене, заставляя тело расслабиться. Скоро этот кошмарный день закончится. Минуты шли медленно, и Гермионе показалось, что прошло слишком много времени для того, чтобы начался новый день.
— Том? — шёпотом обратилась она к нему.
Он молча повернул к ней свою голову.
— Если я не сдержусь и… убью, ты поможешь мне?
Послышался тихий смех, который внушал что-то пугающее.
— Если ты хочешь сдержаться, то могу забрать тебя сразу же утром. Если нет, то… конечно, помогу, — проникновенным и доверчивым тоном отозвался Том.
Гермиона слабо улыбнулась ему уголками рта и тут же почувствовала, как потемнело в глазах. Стремительно настигающий мрак обхватил её и унёс с собой.
========== Глава 11. Безвозвратно в пропасть ==========
Почему она не хотела от него убегать?
Гермиона лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и слишком долго задавала себе этот вопрос, пытаясь найти ответ.
Она проснулась утром в обычное время, когда соседки ещё спали. Первые мысли после пробуждения были, конечно же, о вчерашнем дне. Сонная голова не сразу же впитала в себя эмоции ужасного вечера, поэтому они постепенно с каждой минутой давили на сознание сильнее, в конце концов, заставив резко подскочить с кровати и оглядеться. Гермиона невольно обняла себя за плечи, покачнувшись вперёд, и почувствовала ужасающую подавленность. Уже не имело значения, что наступил новый такой же день, в котором остальные не знают и не помнят происшествия вчерашнего. Имело значение то, что Гермиона всё помнила, помнила поступки других людей, их слова, эмоции, действия, и она не могла избавиться от этих воспоминаний.
Началось всё просто: она совершала глупые поступки, которые, в общем-то, не имели никакого значения. Подумаешь, ругалась с Лавандой, злилась на Джинни. Выяснив настоящее отношение к себе друзей и знакомых, Гермиона поначалу была в лёгком изумлении. Лаванда просто ненавидела её всеми силами души. Её ненависть оказалась куда глубже, чем представлялось ранее, и, может быть, дело здесь было совсем не в Роне. Скорее всего, она очень давно относилась к ней с глубокой неприязнью, а Рон – это ещё одна причина, по которой раздражение Лаванды только усиливалось. Но Гермиону это уже не волновало, ведь они с Лавандой никогда не были хорошими подружками.