Прошло немало времени, профессор Макгонагалл уже дважды успела зайти в гостиную, чтобы проверить студентов и, не заподозрив ничего необычного, отправилась в свои апартаменты. Всё это время Гермиона пыталась сконцентрироваться на книге, вычитывая ужасающие описания о создании крестража, но навязчивые мысли о Томе не давали ей проникнуться до глубины ужаса от прочитанного. Описанный в книге ритуал с использованием тёмной магии никаким образом не трогал её за душу и, казалось, никак не давил на сознание несмотря на то, что там были описаны жесточайшие вещи. Промучив себя ещё некоторое время литературными изречениями, Гермиона бессильно захлопнула учебник и устало протёрла глаза, решив, что на следующий день выкрадет его с помощью манящих чар из кабинета директора. Она не понимала, что с ней происходит и почему из головы не выходит Том, который в её воображении так и норовил поделиться своей магией. Всё внутри трепетно дрожало, призывая её найти источник необходимого, а под конец вечера в душе что-то начало даже больно царапать и резать, крича, что ей необходимо тепло, словно через некоторое время без этого жизненные силы иссякнут, а она сама свалиться с ног и больше не встанет. Не сдержав в себе болезненные ощущения, Гермиона позволила мыслям полностью проникнуть в сознание, которое мгновенно заверещало, что ей необходим Том. Познав его магию, она не смела отказать себе в ней, видя в этом жизненно необходимый ресурс, без которого её жизнь стала казаться тусклой, серой и тоскливой, и Гермионе пришлось с бессилием признать то, что Том был прав – она уже не может без его магии. Она ей необходима, как воздух или как вода. Полдня без неё, словно тело без души, которая скреблась об кожу, прося войти внутрь и оказаться на своём месте. Нервы заставляли внутренне дрожать, вызывая ломоту в организме, как при высокой температуре. Всё чаще ей приходил в голову разговор о чувствах, в котором Том уверял её в зародившихся ощущениях, способствующие заставить влюбиться в него. Но она не хотела этого делать, однако едва ли справлялась со своей тягой к необъяснимому волшебству. Почему только у него оно есть? Почему в других людях она не замечает такого?
Гермионе становилось хуже, и она дошла до того, что стала реже дышать, задерживая дыхание на несколько мгновений примерно так же, как когда умудрялась наступать на шарик Лаванды, чтобы раненая стопа меньше ныла. Конечно, это не помогало тогда от боли, как и сейчас, но равномерность дыхания помогала самоконтролю. Однако в этом случае даже самоконтроль оказался слишком слаб. Гермиона на несколько мгновений прикрыла глаза, растворяясь в своих тоскливых ощущениях, и с мучительным исступлением снова уловила образ Тома и осадок от желанной магии. Хотелось застонать от приятной и, в то же время, болезненной жажды, которая нещадно разыгрывалась ещё сильнее. Может быть, стоило прийти к Тому и хотя бы просто ощутить его присутствие, категорически отказываясь от магии? Просто увидеть его, и это должно было немного помочь.
С трудом она протянула руку к верхней одежде, которую ранее вешала на спинку кресла, и хотела подняться, но сзади её настиг голос:
— Привет, Грейнджер.
Мгновенно сжалось сердце, а нервы, как струны, все до одной лопнули, заставляя сначала оцепенеть, а потом резко подскочить с кресла и с диким ужасом отпрянуть и прижаться к стене.
За креслом стоял Кормак, который держал в руках стакан с выпивкой. Его озорной взгляд тут же перешёл в недоумение, глядя, как Гермиона резко стала трястись, бледнея на глазах.
— Гермиона? Что с тобой?
Он предпринял попытку подойти к ней, но на всю гостиную тут же прозвучал душераздирающий короткий крик, который заставил всех посмотреть в угол гостиной факультета. Гермиона тут же ожила и дёрнулась к проёму, чтобы выбежать наружу.
— Что с ней? — послышался за спиной чей-то голос, но та не услышала, что ему было в ответ.
Оказавшись в коридоре, она со всех ног побежала вперёд, совсем не волнуясь, что время было поздним и что её могут увидеть. Было очень тяжело бежать одеревеневшими ногами, но, невзирая на эти трудности, Гермиона мчалась сломя голову лишь с одной единственной мыслью: найти защиту. Она уже отчётливо видела образ Тома, к которому, не раздумывая, летела вниз. Перепрыгивая постоянно множество ступенек и несколько раз чуть не споткнувшись, она очень быстро оказалась в вестибюле и просочилась в сумрак снежной ночи, которая уже была освещена тонким слоем снега.
Гермиона пыталась убежать от видений прошлого дня, которые стремительно настигали её, без шанса выбросить из головы. Холодный воздух быстро стал разрывать лёгкие, но она совсем этого не замечала, обманчиво ощущая всем своим нутром, что за ней кто-то бежит. Она не смела оглядываться и не смела замедлять свой бег.
Пробежав с невероятной скоростью всю дорожку, ведущую к озеру, Гермиона оказалась на берегу и резко остановилась. Тяжело дыша, она с ужасом и страхом осознавала, что никого здесь нет, и острая боль пронзила её прямо в сердце, заставляя подумать о том, что она опоздала. Страх от возможного преследования заставил её резко и отчаянно обернуться и посмотреть вдаль, но пока её взгляд бегло цеплял по чёрным в ночи деревьям, она неожиданно заметила высокую величественную фигуру, слегка усыпанную снегом, и тут же рванула в ту сторону.
От незыблемого страха ей уже было плевать на дневной разговор и на то, что утверждал ей Том. Гермиона очень быстро оказалась возле волшебника и сходу кинулась к его мантии, разворачивая набегу его таким образом, чтобы он видел, что твориться у неё за спиной на ведущей к озеру дороге. Несколько мгновений Том никак не реагировал, и Гермиона даже успела услышать громкий стук своего быстро бьющегося сердца, затем она ощутила, как медленно её обхватили руки и слегка прижали к себе.
Лёгкие разрывало от бега и холода, тело дрожало от испуга, оцепеневшие пальцы крепко вцепились в одежду за спиной волшебника, а сбивчивое и тяжёлое дыхание нарушало умиротворённую тишину. И вот оно – желанное тепло, которое медленно и слабо стало проникать в кровь, заглядывая в каждый уголок её сущности. Несколько минут ушло на то, чтобы Гермиона смогла прийти в себя, поддаваясь расслаблению в объятиях Тома и чувствуя, как сердце удовлетворённо замурчало. Однако сумасброд мыслей о недавнем побеге из гостиной никак не выходил из головы, оседая где-то на задворках сознания и мелькая отвратительными образами чувств и эмоций.
Вдруг тихий смех слетел с губ Тома, отчего Гермиона почувствовала, как слабо заколебалась его грудная клетка. Она хотела немного отпрянуть, но тело совсем не слушалось её, продолжая прижиматься к чужому.
— Значит, ты уже безгранично этим пользуешься, — мягким насмешливым голосом произнёс Том.
Гермиона затаила дыхание и опустила глаза вниз, рассматривая носки мужских туфель, на которых осел снег, и с замиранием сердца ожидая, что ей скажут дальше.
— Это уже называется наглость, Гермиона, — ещё тише добавил Том, однако та почувствовала, как его руки прижали её к себе ещё крепче.
Она медленно выдохнула, распахнула глаза и ответила ему в грудь:
— Называй это как хочешь.
— Я же говорил тебе, что ты не сможешь, — произнёс Том, и та представила, как он самодовольно улыбнулся себе.
— В этот раз было слишком… жестоко, — попыталась оправдать себя Гермиона.
— Теперь ты каждый раз будешь прибегать ко мне, завидев его и предчувствуя опасность? — опустив голову вниз, с усмешкой поинтересовался Том и принялся рассматривать нетающие снежинки в волосах собеседницы.
У Гермионы больно сжалось сердце от того, что его слова не вызывали никаких сомнений, что так оно и будет каждый раз.
— Я достаточно помогал просто так, чтобы тебя не настиг нервный срыв.
Та закусила губу, нервно сжимая и разжимая кулаки и сдерживая слова, которые хотели вырваться у неё из души.
— Это в последний раз, — выпалила Гермиона.
— В самом деле? Ты уверена? — наигранно удивлённым тоном спросил Том. — Что-то мне подсказывает, это не то, что ты хотела мне сейчас сказать.