После недолгого молчания та произнесла:
— Да, я испугалась себя.
— Значит, я доказал тебе, что дело не в моей магии?
Гермиона медленно кивнула, не глядя на Тома.
— Тогда продолжи с того, на чём остановилась, — мягко улыбнулся он.
Та подняла на него взгляд и слабо улыбнулась ему в ответ.
— Я не говорила, что сдалась.
— Значит, я заставлю тебя сдаться, — с ноткой угрозы произнёс улыбчиво Том и повернулся к ней боком. — Идём, прогуляемся.
Они направились по дорожке в сторону школьного двора. Гермиона молча шла рядом, погрузившись в свои размышления. Её поражала мысль, что все эти дни Том заранее полагал и знал, как она поступит, что сделает и какие примет решения. Как можно изучить человека за несколько дней, молча наблюдая за ним со стороны? Да, она выделялась среди своего окружения, но не было никакой гарантии того, что она будет поступать именно так, как поступала, а не иначе! Она могла в первый же день пойти к преподавателю и разъяснить проблему, но не сделала этого, отвлекаясь на своё раздражение, злость и ярость. Она могла бы в первый же день подойти к Гарри или к Джинни и высказаться о происходящем, получить хотя бы моральную поддержку, но и этого не сделала. Почему? Почему она тут же не пошла к кому-то со своей проблемой?
Гермиона привыкла полагаться на саму себя, не выискивая помощи у других людей. Как правило, сами люди искали у неё помощь, иногда даже с наглостью выпрашивая у неё знания и призывая испытать все возможности. Кажется, Том сразу же прочувствовал её самостоятельность и от этого был уверен, что она будет тонуть одна в ворохе проблем, и лишь полная безысходность может надоумить её обратиться к кому-то. Гермиона никогда сама не попросит помощи, если не будет в ней остро нуждаться, и прежде попытает все шансы справиться в одиночку, только потом обмолвиться кому-нибудь словом.
Гермиона была слишком правильная, но её правильность смогли разубедить плохие поступки от хороших людей, и наоборот, хорошие поступки от плохих. Как делить хорошее с плохим? Том дал ясно понять, что мир не делится на половинки: не важно, кто хороший, а кто плохой — важен результат действия и важны решения, принятые только тобой. В мире много градаций серого, прежде чем перейти из белого в чёрный, и это знание помогло ему провести её по этому переходу цветов, чтобы пропасть в темноте, где единственный светлый спектр — его магия — осветляли чёрный цвет до окраски тёмного неба. Магия была его чувством — она делала его лучше, она делала из него человека, не погрязшего во тьме, и очень важно было, чтобы такой человек, как Том, мог с кем-то делиться этим. Делиться он стал с Гермионой.
Она подняла взгляд на спутника. Он шёл спокойно и неторопливо, держа руки в карманах. Его голова была опущена немного вниз, а взгляд внимательно изучал то, что было впереди, время от времени поглядывая себе под ноги. На лице замерло непроницаемое выражение, не дающее понять, о чём он думал. О чём вообще думает такой человек, как Том?
Гермиона отвернулась от него и слегка нахмурилась. Ему было важно, чтобы она не только влюбилась, но и смирилась с этим. Ему было важно, чтобы она приняла решение сдаться. Почему она пытается сопротивляться ему? Может быть, потому что ей не нравится признавать свои слабости? Может быть, ей не хочется признавать своё поражение? На самом деле, это было глупо — отрицать очевидное! Ей уже объявили мат, но Гермиона упрямо не хочет сбрасывать свои фигурки с шахматной доски, считая, что игра не окончена. Её пытаются убедить, что она проиграла, ведь это так и есть.
Она снова посмотрела на Тома и почувствовала расположение к нему. Скрипя зубами, Гермиона соглашалась с его победой и не могла сдержать своего уважения и восхищения. Насколько сильной нужно быть личностью, чтобы обыграть все обстоятельства и её саму в свою пользу? Какой самоуверенностью, независимостью и упорством нужно обладать, чтобы изменить её так быстро и так кардинально? Откуда Том почерпал свою острую наблюдательность и невероятную чуткость? Или это врождённый таланты? В этом человеке было всё, чтобы поставить весь мир перед собой на колени не только насильственным путём, но и дипломатичным, проявляя всю чуткость и умение прекрасно убеждать. Аналитический ум Гермионы не мог не восхищаться таким человеком, она признавала, что рядом с ней находится невероятно сильный и до невозможности опасный волшебник, которому в превосходстве не может быть равных. Может быть, он был бы неплохим конкурентом лорду Волан-де-Морту?
Гермиона слабо улыбнулась своим мыслям. Если бы он был на стороне светлых, то это было бы очень сильным оружием в борьбе с тёмным волшебником. Но улыбка быстро сошла с её лица, потому что она уже успела различить, что Том не может быть на какой-то из сторон: он привык быть самостоятельным, делать всё по-своему, играть по своим правилам и только со своей личной выгодой и никогда в жизни не будет пресмыкаться перед кем-то, даже перед Волан-де-Мортом, как бы он его не вербовал. Ведь так?
— Том? — обратилась к нему Гермиона.
Тот слегка поднял голову, выражая, что слушает её.
— Ты — тёмный волшебник?
— Глупо делить волшебника на тёмного или светлого, — отозвался он. — Если у меня есть знания в тёмной магии и если я их даже применяю, то это совсем не значит, что я — плохой. Мне не интересна ничья сторона кроме своей.
— Ты не прислуживаешь Волан-де-Морту?
Тот повернул к ней лицо и с хитринкой в глазах и слабой улыбкой на губах произнёс:
— Ты даже не боишься называть его по имени.
— Это глупо. Почему я должна бояться произносить его имя, учитывая, что я нахожусь в одном и том же дне, в котором день Волан-де-Морта нисколько не меняется, как и у остальных?
— Конечно, если кто-то из нас не решится вмешаться в его день, — загадочно улыбнулся Том.
— Так ты всё-таки на его стороне? — с замиранием сердца спросила Гермиона.
— Я же сказал, что меня не интересует ни одна сторона кроме своей.
Та опустила голову, анализируя слова собеседника.
— Значит, тебе плевать на войну, которая началась с его приходом?
— Я так не говорил.
— Но… тогда ты должен поддерживать чьи-то взгляды! Каждый день кто-то исчезает, кто-то умирает…
— Мне нет дела до других людей. Всё, что они делают, это их проблема.
Гермиона нахмурилась.
— Полагаю, тебя интересует только твоя личная выгода?
— Зачем мне тратить свою жизнь на прихоти других людей?
— Очень цинично и… безжалостно.
— Жалость ещё не доводила никого до добра, — легко отозвался Том. — Единственное, о чём можно говорить — сострадание.
— В самом деле? Ты способен сострадать другим людям?
— Я не страдаю с другими людьми, Гермиона, однако благодаря этому чувству я вытаскивал тебя из проблем.
— Значит, если мне будет угрожать опасность, ты… поможешь мне?
Том медленно остановился, и рядом с ним остановилась Гермиона. Он пристально заглянул ей в глаза и, немного подумав, ответил:
— Тебе не может угрожать опасность рядом со мной.
— А если Волан-де-Морт захочет добраться до меня? Мой лучший друг — Гарри Поттер, и единственный, кто остался со мной в этом дне. Я не могу его предать.
— А что, по-твоему, предательство?
— Перейти на сторону Волан-де-Морта.
— Но ты же не собираешься переходить на его сторону?
— Конечно, нет! И всё же, если мне будет угрожать от него опасность?
— Гермиона, то, что принадлежит мне, я тщательно оберегаю и не даю никому потрепать.
Та усмехнулась, припоминая свою мысль.
— Ты бы мог быть полезным в борьбе с Волан-де-Мортом.
— Ты уже видишь во мне оружие? — насмешливо произнёс Том. — Немного не похоже на тебя.
— Я никогда не воспользуюсь тобой, как прикрытием для себя, а тем более оружием, если это ставит под угрозу твою жизнь. Да и любого человека в целом, — недовольно произнесла Гермиона.
— Однако ты уже допустила такую мысль, — с усмешкой отозвался тот.
— Наверное, ты на меня плохо влияешь.
— Не надо снова винить меня в своих решениях и поступках.
— Я не виню. Но влияешь ты на меня плохо.
Том хмыкнул, качнув головой, и неторопливо пошёл по дороге дальше.