"Они забрали кассету. Но не я им был нужен. Конечно же, все это связанно с Губером. Я ждал чего-то такого. Он меня предупреждал. Но я ждал чего-то похожего на задержание или допрос. Ждал какого-нибудь выяснения. Чего угодно, но только не этого... Не понимаю".
Марку стало трудно дышать. Он поморщился и вдруг не то, чтобы понял, почуял нависшую над ним смертельную опасность. На только что высохшем лбу вмиг проступили большие холодные капли пота. Все его тело задрожало и напряглось как тетива лука перед выстрелом. Горло сковал спазм. Этот запах... он узнал его. Запах, который давно стал редкостью. Но все же, он узнал его.
У Марка перехватило дыхание. Его бросило в жар. Он отчетливо представил красный баллон рядом с белоснежной эмалированной плитой. Его воображение нарисовало совершенно четкую картину - баллон в углу полутемной кухни тускло блестит в пробивающихся сквозь окно фонарных бликах. Цвет баллона красный - цвет опасности, цвет пожара. А выше, на этом баллоне, сверкает хромом, еще ни разу не тронутый, газовый редуктор. И на нем из такого же блестящего, как и он сам, до упора отвинченного крана, свисает, в оплетке похожей на змеиную кожу, и так же по-змеиному зловеще шипящий черный шланг, "с мясом" вырванный из плиты. А недалеко от всей этой конструкции, на подоконнике, тихо потрескивает, мигая пьезокристаллом, его зажигалка с вдавленной в корпус и аккуратно обмотанной скотчем кнопкой. Зажигалка тоже красного цвета - цвета пожара, цвета опасности.
Взрыв прогремел не там, наверху, а именно здесь, в его голове. Даже не в голове, а в ушах. В его ушах разорвались барабанные перепонки. Марк сжал ладонями уши и не почувствовал горячую кровь, сочащуюся между пальцами - Марк уже не мог ничего чувствовать. От страха и отчаяния он закричал. Наверху клокотало, шипело, трещало и падало. Надо было взять себя в руки, но считать до ста времени не было. Не было и плана спасения. Но сработал инстинкт выживания и ладони сами уперлись в раскаленный люк подпола, надавили и тот вылетел вверх как пробка из бутылки, с грохотом опрокинув пылающий стол.
Жар обжег лицо. Волосы мгновенно сгорели. Руки обхватили горящие доски пола и потянули тело вверх. Ладони тут же покрылись красными волдырями. Но обгоревшие руки боли уже не чувствовали. Марк ногой откинул в сторону стол и, прикрывая голову обожженными руками, побежал к выходу. Входную дверь охватило пламя, а раскаленный электронный замок накалился добела. Марк ударил ногой в дверь, но та не поддалась. Заклинивший замок держал крепко. Еще удар, и опять безуспешно. Он бросился в кухню. На пороге оступился о вонзившийся в пол осколок газового баллона и чуть не упал. Вместо крови в его венах клокотал адреналин. Прямо перед ним в стене зияло черное окно с горящей рамой и оплавившимися осколками стекла. Марк остановился лишь на миг, зачем-то перекрестился и с разбега прыгнул в охваченную густым пламенем темноту оконного проема.
Яков Соломонович накрыл простыней обгоревший труп и повернулся к Розе.
- Да, девочка моя, патологическая анатомия - это жестокая и циничная штука, - вздохнул он, поправляя маленькие очки на массивной переносице. - Вот карта его медосмотра. Антропометрия тела полностью подтверждается. К тому же при фотосовмещении недавней рентгеноскопии его головы с данным черепом совпадение составило девяносто восемь процентов. Посмотрим еще, что нам даст гематологический метод, а так же анализ его прижизненных рентгенограмм, но, увы, я уже сейчас не сомневаюсь в результате. Это, деточка, наш с тобой Марк.
Глава 7
Марк лежит в луже крови и медленно приходит в себя. Сколько же он пробыл так, без сознания?
Он прикасается рукой к затылку и смотрит на ладонь. Она вся в волдырях и в крови. Но боли нет, он совсем не чувствует своих рук. С трудом поднимается на колени. Голова кружится до тошноты. Его вырывает чем-то желтым прямо в кровавую лужу. Мокрые от крови, свисают грязными сосульками куски обожженной кожи, и с них прямо в лужу блевотины размеренно в такт его дыханию капают черные капли. Жутко болит голова и плечо.
"Я живой?" - первая мысль.
Когда тошнота проходит, он поднимает голову и осматривается. В вечерних сумерках видит мрачную подворотню. Он лежит рядом с обгоревшим мусорным контейнером. Недалеко под темной кирпичной стеной груда строительного хлама. Рядом большие черные пакеты и пустые пластиковые бутылки. У другой стены темнеет бетономешалка. За ней строительные леса и картонные коробки, заботливо сложенные в аккуратную пирамиду.