- Нет-нет, девочка моя, ты не понимаешь. Именно с такими, как я Богу и трудно. Именно с такими...
Марк поднял руку, и она медленно растворилась в солнечном свете. Сначала кончики пальцев, затем ладонь, запястье, локоть...
Алекс смотрел как завороженный, широко открытыми глазами. Он машинально выставил вперед руку с пистолетом, подошел к Марку вплотную и упер ствол тому в грудь. Ствол мягко вошел в тело как в масло. Марк был перед ним, и одновременно его уже не было в комнате. Он растворился в солнечном свете. Он был в каждой пылинке на книжных полках, в каждом шорохе тяжелых штор на окне, в каждом из солнечных лучей, сквозь стекло наполняющих комнату необычным живым светом. Стены разошлись, мебель испарилась. Реальность исчезла в потоке света. Время остановилось, и пространство рассыпалось на атомы. Марк обволакивал все вокруг, наполнял пространство собой, становился этим пространством. Теперь он был окружающим миром, а они - блондин, девушка и старик - были в нем, внутри его мира, вне своих миров. Марк наполнил их пространство своим. Расширил границы себя до их границ, соединив в одно целое. Теперь и они были в нем и всюду. Они были и в этой старой квартире, и то же время в заваленном пыльными папками, служебном кабинете Марка, и в скоростном тоннеле, и на обочине рядом с лежащим на сырой траве полковником Аристовским, и в каждом уголке Мегаполис-Сити. Мгновенно, со скоростью мысли они перенеслись в каждую точку пространства и времени и заполнили ее собой. Теперь они были всегда и везде. И до, и после, и сейчас. Одновременно и в каждой точке Вселенной, и внутри Марка. И в каждом атоме этого мира, и за его пределами.
Время остановилось, и пространство принялось вновь собираться в неделимое. Границы каждого постепенно сузились, и вокруг стала проявляться новая реальность. Они опять ощутили себя прежними. Над головой возник залитый солнцем свод сто восьмого этажа Черной Башни. Дым над водой рассеялся, и плеск воды стал затихать. Гладь бассейна медленно схватывалась льдом.
Глава 27
Матовый стеклянный свод и овальные стены залы бесследно исчезли, бетонные балки растворились в солнечном свете, и чистое весеннее небо разлилось над головой. Яркая бескрайняя синева простиралась до горизонта, и весь сто восьмой этаж Черной Башни тонул в ней. Ни единого облачка, ни даже слабой дымки. Только небо и солнце, охватившее все кругом, разбросавшее свои мягкие теплые лучи по небесной глади, и до краев наполнившее собой окружающее пространство - с севера на юг, с востока на запад и снизу вверх.
Агата восседала на высоком пьедестале, расположенном на краю бассейна, вода в котором застыла, полностью превратившись в настоящую чистую холодную глыбу. Солнечные блики сверкали на ее ледяной поверхности, отскакивая от нее и освещая все вокруг, игриво слепили присутствующим глаза. От их бесноватого дикого танца лед искрился и переливался всеми цветами радуги. То был настоящий праздник солнечных зайчиков, неугомонных и игривых, похожих на взрыв, на молнию, на фейерверк. Казалось, только они одни здесь и гости и хозяева. Будто только для них существует весь мир, готовый принять их и раствориться в них. Неуемная пляска обжигала глаза, но солнечный хоровод и не думал заканчиваться. Наоборот, он становился все быстрее и страшнее, все кружился и нарастал.
По правую руку от Агаты расположился полковник Феликс Аристовский. Он щурился от бликов, не замечая этого. Феликс был собран и решителен. Чуял яростную потребность находиться здесь именно сейчас. Это вселяло силы, наполняло смыслом. Одет он был соответственно для решающего боя - военная краповая форма со знаками отличия карательного рейдерского батальона бригады Северного фронта. Того самого, благодаря которому в марте двадцатого стала успешной решающая победная операция "Сломанная стрела". Несмотря на возраст, Феликс выглядел таким же сильным и решительным, как и той победной весной. Солнечные блики, отражаясь от ледяного зеркала, искрились на металлических частях знаков отличия, на армейских пуговицах с орлом и змеей, и уж очень им понравились орденские планки на правой груди. Их было немного, но кавалеров такого набора, какой имел полковник, пересчитать можно было по пальцам. Он не любил эти блестящие побрякушки. Никогда не стремился ни к орденам, ни к славе. Он хотел одного - быть рядом с ней, со своей хозяйкой, по правую ее руку. Это делало его жизнь осмысленной. Он стоял с высоко поднятой головой, на которой странным образом не было повязки, словно и не было того случая в заброшенном цеху. Ни следа не осталось на седине от тяжелого удара металлическим стулом в маленькой коморке за серой дверью. В глазах полковника читалась твердая готовность зубами вгрызся в горло любому, кто осмелится враждебно взглянуть на Агату. А скажи она "фас", ему для смертельного броска не потребовалось бы даже недоброжелательного взгляда. Он стоял, широко расставив ноги, с поднятой головой и скрещенными на груди руками, и за его спиной замерли в ожидании приказа его подчиненные - хромой Альфред и "чистильщик" Пьер.