Марк остановился перед посетителем и, скрестив руки на груди, спросил:
— Ко мне?
Человек поднял глаза:
— А по вчерашней драке к вам?
— Да.
— Господин, э-э…
— Капитан.
Сутулый вскочил и скрипучий табурет громко, пронзительно взвизгнул.
— Господин капитан, — скороговоркой затрещал незнакомец, глотая окончания слов, — я прише… сказать, что не имею никаки… претензий. Никаки… ни к чему… э, ни к кому. Рука, э-э… да что рука, бывало хуже. Не им…
— Так, — перебил Марк, — пройдем в кабинет.
Он махнул дежурному и направился к лестничному пролету. Сутулый последовал за ним.
— Давно из больницы? — не оборачиваясь, спросил Марк.
— Из травмпункта? Сразу, как токо наложили, — сутулый постучал костяшками пальцев по свежему гипсу и брезгливо поморщился, — и под зад коленом. Больница, хе-хе. Все им там провонял. Чистюли…
Они вошли в кабинет.
— Садитесь, — Марк указал на стул, — как звать?
— Меня? Э… зовите Шмайсер. Меня здесь все знают, да и ваши, хе-хе, тоже. Так, хе-хе, по мелочи…
— Ладно, анкетные данные уточнять не буду. Я и так все про тебя знаю. Из рапорта патруля и не только.
Сутулый внимательней присмотрелся к Марку здоровым глазом и ахнул.
— Так это вы! Год назад, в «Толстой Бочке»… вы ещё тогда патрульным служили?
— Да, Шмайсер, сталкивала нас жизнь. Так что ты для меня человек небезызвестный.
Видимо сутулый окончательно вспомнил Марка потому как, развалившись на стуле с видом старого знакомого, непринужденно протянул:
— О-о, вы теперь инспектор! Поздравляю с повышением, господин начальник.
Марк жестко осадил:
— Так! Зачем пришел?
Шмайсер понял, что перешел границу, съёжился и еле слышно пробурчал:
— Я, э… никакого заявления писать не буду. Ничего не было. Ну, хе-хе, дел то на копейку. А крику развели, крику… зря только эта тетка полицию вызвала. Лучше бы, вон… снова что ни день, то беда. А рука…, — он взмахнул загипсованной рукой, — рука заживет как на собаке, не впервой-то.
Поелозив на стуле, сутулый подался вперед и как-то жалобно простонал:
— Не надо ничего, господин начальник, а? Пожалейте.
— В смысле, пожалейте?
— Ну, а это…, — вдруг замялся, понял, что ляпнул лишнее, — бумагу пожалейте, хе-хе. И себя это… в смысле, свое драгоценное время. Вам же ничего с этого дела не обломится, хе-хе… эка, драка. И не драка вовсе, а так — ерунда. Вам с этого никакого проку. И вам меньше хлопот, и мне спокойнее. Тут и без меня работы по горло… с утра до вечера передоз, вешаются, на «колючке» горят. А у меня что? Жизнь как жизнь. Вот Лизка, дура, саданула неделю назад, во драка…
Последнюю фразу он пробурчал чуть слышно и, отвернувшись, грязным пальцем ощупал под глазом желтый «фингал».
Выглядел Шмайсер подавленным, скрюченным и весьма напуганным. Марк смотрел, как он неуверенно ерзает на стуле и недоумевал. С чего подзаборный жулик сам прибежал в отделение с просьбой не давать делу хода.
«Ну, не желает писать заявление и ладно, — размышлял Марк, пытаясь понять мотивы. — Неужели бич вспомнил о гражданском долге? Как же. Так нет, сам пришел в отделение. Другой раз не выпросишь. А тут… Сидит. Правда дерганный, и просит непонятно что».
— Ну, Шмайсер, твоё право, — сказал вслух.
— Ага.
— Раз не хочешь предъявлять законные претензии этому…, — Марк стрельнул глазом в протокол, — …Эрику Губеру. Заставить не имею права.
— Губер, — задумчиво повторил Шмайсер.
— Ты, кстати, его знаешь?
— Его никто не знает.
— Точно? — инспектор твердо посмотрел сутулому в единственный рабочий глаз.
— Точно, господин начальник, как есть точно. А когда его выпустят?
Марк удивлённо свел брови.
— Ладно, — заерзал Шмайсер, — разрешите идти?
— А кто был с тобой?
— В смысле? — бомж напрягся.
— Те двое, кто они?
— Никого со мной не было.
— А свидетели другое говорят.
— Какие свидетели, — фальцетом заголосил Шмайсер, — чего свидетели? Не было ничего, говорю же, не было. Никаких «разборок», никакого «базара». Я этого Губера знать не знаю и претензий к нему не имею! Хотите, пишите в свои бумажки, хотите, нет.
«А фамилию все же запомнил», — отметил про себя Марк.
— Не было со мной никого, — не унимался Шмайсер, — все сам, в смысле случайно. Э… я фуфло не гоню! И руку я сам сломал, поскользнулся и сломал. И что теперь, на человека, мне совсем незнакомого «телегу» писать? На честного человека! И мне совсем, заметьте, совсем не знакомого. Нет, я не такой, господи… инспектор. Меня уважают э… люди, ну эти… те, которые…