Я подошел к маме и крепко ее обнял. Я всегда шарахался от нее при попытке приласкать меня, когда она испытывала потребность обращаться со мной, как с малышом. Но в этот момент я хотел ощутить, что у меня есть мама, которая может меня утешить. Она растерянно обняла меня в ответ.
— Что случилось? — испуганно и озабоченно спросила она. — Ты поссорился с отцом?
— Нет, — ответил я, стараясь не разрыдаться. — Нет.
— Ну же, расскажи мне, — уговаривала она. — Ты можешь все мне рассказать. Я же вижу: что-то случилось.
Я посмотрел на часы на своем запястье. Он купил их после всего — взамен того, что должно было стать мне настоящим «подарком». Он практически швырнул мне эти часы.
— Мне… э-э… не понравились часы, которые он мне купил, — произнес я, убирая из своего голоса все признаки слабости и незрелости. — И он немного рассердился.
Мама помолчала. Я понимал, что она пытается решить, верить мне или нет.
— Спасибо за торт, — добавил я, делая шаг назад.
Впервые в жизни я был вынужден поступить, как взрослый мужчина. Я не имел права сваливать на нее этот груз. Разве мог я ей сказать, что видел его с другой женщиной? Та девушка была достаточно молода, чтобы…
— Шоколадный, мой любимый! Давай зажжем свечи.
Какое-то мгновение мама стояла неподвижно. Потом она улыбнулась своей ласковой улыбкой, которую я очень любил, и выдвинула один из ящиков, чтобы достать оттуда спички.
— Загадай желание, — предложила она после того, как заплясали маленькие веселые огоньки свечей.
«Никогда не стать таким, как мой отец, — подумал я и с силой дунул. К счастью, мне удалось задуть все до единой свечи. — Спасибо, — поблагодарил я, обращаясь к тому, кто мне помог, кто бы это ни был. — Спасибо, потому что я ни за что не хочу быть таким, как он».
— Как чувствует себя Либби? — спрашивает мать.
Я всегда завидовал легкости, с какой Либби так легко называет своих родителей мамой и папой. Она так и говорит — «моя мама» или «мой папа». Мне это никогда не удавалось. Я никогда не чувствовал себя с ними непринужденно. Наши отношения всегда были несколько официальными, не очень близкими. Ева никогда не говорила о своей семье до той самой ночи, когда она рассказала мне все. И эта информация затерялась среди всего остального, что она мне сообщила. А потом так и не подвернулся подходящий момент, чтобы я снова ее расспросил. Это еще раз доказывает, что я был уверен, что в нашем распоряжении вечность.
— Ей лучше. Пока ей трудно выходить из дома, но она уже не… переживает так сильно.
Я вспоминаю объятие, совсем недавно объединившее нас в этой самой кухне. Возможно, еще не все потеряно. Возможно, она даст мне еще один шанс?
— Она просто прелесть, — говорит мать.
— Я знаю, — отзываюсь я.
Какое-то время мы трудимся молча. Потом мать решительно кладет чистую тарелку на стопку других вымытых и вытертых тарелок и оборачивается ко мне.
— Мне очень хотелось бы, чтобы ты, наконец, перестал сторониться отца, — говорит она. — После той поездки в Лондон на твой день рождения отношения между вами так и не наладились. Что тогда произошло?
— О какой поездке ты говоришь? — спрашиваю я, одновременно задаваясь вопросом, имею ли я право рассказать ей все сейчас.
Я смотрю на нее. Ее волосы с ниточками седины уложены в красивую прическу, которая идет к мягким чертам ее лица. Ее глаза, всегда такие добрые и понимающие, окружены сеточкой морщин, что указывает на то, что в жизни ей доводилось часто смеяться. Моя мать замечательная женщина, и это всегда заставляло меня недоумевать: почему отец это делает? Что такое он от них получает, чего не может дать ему она?
— О поездке в Лондон на твое пятнадцатилетие, — спокойно отвечает она.
Я понимаю, что мне не удастся сбить ее с курса, сменив тему разговора.
— Когда мы поссорились из-за часов? — уточняю я.
— Джек, — говорит она и протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке. — Маленький мой мальчик. Не надо меня оберегать. Расскажи мне, что тогда произошло на самом деле.
Если ее не буду оберегать я, кто еще это сделает?
— Мама, мамочка… — говорю я. Мне с большим трудом удается произнести это слово. Но я все равно его повторяю, пытаясь ощутить его вкус. Возможно, оно мне понравится. — Мама, это было слишком давно. Я забыл подробности. Да и Гектор, наверное, тоже.
Она кивает и улыбается, но в ее глазах затаилась грусть.
— Я тоже так думала, — говорит она. — Но не стоит обманывать себя, Джек. Твой отец никогда ничего не забывает.