Куда он попал? Подул ветер и заставил холм зазвенеть, впрочем, он слышал только дождевые капли, которые падали на поверхность лужи и на кожу его куртки. Потом снова раздался звук, продлился какое-то мгновение и потом снова замер. Мотор где-то вдалеке, но откуда? Позади скамейки был еще небольшой подъем, там должна же быть, наконец, вершина! Баумбергер поставил свой портфель на скамью и застегнул верхние пуговицы своей куртки. Потом снова взял портфель и решительными шагами двинулся сквозь туман. В ту же минуту его потряс сильный порыв ветра и окатил противными водяными брызгами. На нем не было головного убора, и маленькие ручейки потекли с его щетины по лицу и за шиворот. Он стер воду с лица тыльной стороной ладони, и когда опустил руку, уже увидел цель.
Это был он, памятник в человеческий рост, мрачный гранитный крест, и на цоколе была выбита крупными буквами фамилия: БАУМБЕРГЕР. Ни имени, ни годов жизни, только его фамилия. И на нижней части постамента еще надпись: E MONTIBUS SALUS[3]. Баумбергер не знал латыни, и надпись его рассердила. Если это так важно для памятника, то почему бы не сделать эту надпись по-немецки? С его точки зрения это звучало как-то слишком несерьезно: фокус покус монтибус. Он взглянул на крест, который был на основательной высоте, и затем он обошел вокруг памятника в надежде обнаружить где-нибудь табличку о месте крушения или триумфа Баумбергера, но очевидно, здесь исходили из того, что любому посетителю должно быть известно, кому этот крест посвящен. Знаменитому Баумбергеру, только он не слыхал о нем. Дома он обязательно заполнит этот пробел, наконец ему пригодится Швейцарский лексикон, который когда-то приобрела его жена и который занимал так много места. Порыв ветра так сильно толкнул его в спину, что он в какой-то момент уцепился за памятник. Звон холма превратился в сплошной рев. Баумбергеру следовало срочно возвращаться. Он сделал несколько шагов под гору, позволил ветру, так сказать, буксировать его вниз по склону. Он шел не по направлению к луже, она как раз по его прикидкам находилась на другой стороне холма, не той, которая ведет к перевалу. Когда он в последний раз попадал в такой туман? И в такую штормовую погоду? Его ботинки не выдержали, он чувствовал, что даже его носки промокли. Где эта тропа для скота, на которую он надеялся выйти? Да вот она, перед ним. Он сделал широкий решительный шаг, поскользнулся на пучке травы и упал на задницу. Тотчас же поднялся, ничего не случилось, бывает, но мокрые пучки травы были подобны силкам, весь холм был расчесан дождем и ветром сверху вниз. Так что лучше держаться тропы. Левая рука заныла, он ее выставил вперед при падении. Теперь, очевидно, ему надо дойти до лыжного подъемника, тогда, думал он, он сможет пойти коротким путем вдоль подъемника и тогда он уже не заблудится.
Вдруг он услышал звон совсем близко, удивился, как он мог принять его за колокол капеллы. Колокольчик висел на шее козла, который вдруг возник, стоя между рельсов подъемника. Зрачки, которыми козел уставился на него, показались Баумбергеру огромными, и когда он попытался обойти его, стремясь в долину, тот со свистом выпустил воздух из ноздрей и сделал два шага ему навстречу. «Ого, — произнес Баумбергер и поднял перед собой свой портфель, как щит, — вот ты как со мной?» Но козел наклонил свои большие рога и начал рыть землю передней ногой, и при каждом его движении звенел колокольчик на его шее. Баумбергер отказался от идеи пробиваться вниз напрямик и попытался осторожно перейти трассу, но козел и тут двинулся на него, Баумбергер отбежал несколько шагов назад к вершине, пока не убедился, что козел замер. «Теперь доволен? — крикнул ему Баумбергер и добавил. — Свинья!» — и ринулся затем наискосок но склону в ту сторону, где он предполагал снова увидеть в седловине щит с указателем пути. Скоро, как он рассчитывал, он должен выйти на проезжую дорогу, и тогда он будет следовать по ней, больше не пытаясь искать более кротких тропинок. Но дороги нигде не было видно, и он опять поскользнулся, на сей раз среди кустов альпийской розы, теперь он рухнул на свой портфель. Какое-то время он так пролежал, с ненавистью глядя на толстую ветвь альпийской розы, за которую он зацепился ботинком. «Проклятье, — пробормотал он, — черт возьми!» — и только потом со стоном поднялся. Теперь снова короткий осмотр, все ли в порядке: кроме ноющего плеча никаких повреждений. Однако сырость медленно просочилась сквозь его одежду до самой кожи, и когда он взглянул на свой портфель, он увидел, как на него падают снежные хлопья и тут же превращаются в жижу. Он глянул вверх. Шел снег. Он огляделся. Снег шел из серой пустоты, которая окружала его, и сквозь нее что-либо разглядеть не было никаких шансов. Правда, ветер несколько утих. Тем не менее, Баумбергер продрог, и что еще более скверно, он уже не знал, где находится. Ему казалось, что так, как он шел, он уже давно должен был выйти на проезжую дорогу, вместо этого он видел перед собой россыпь камней, которая уходила в поблескивающую черную сланцевую промоину. Здесь он уж точно не поднимался. Он посмотрел на часы. Через пять минут он должен быть на месте парковки, если он верно рассчитал время. Ему стало ясно, что он уже не уложится в свой план. Он не помнил, когда в последний раз опоздал к положенному сроку, это было много лет назад. Может быть, подумал он, я был всегда слишком точен, слишком надежен, может быть, я сейчас воспользуюсь этим опозданием и запишу это себе как сверхурочную работу. Может быть, думал он, может быть, меня там хватятся, если я не прибуду туда вовремя.