«Меня зовут Эрнесто Тонини, я родился в 1904 году в этой долине, и я не знаю, имеете ли вы об этом представление — вы же из немецкой Швейцарии? — о том, как тогда здесь жили. Это была сплошная борьба за выживание, которая велась от низин долины до границ леса на склонах гор, каждый квадратный метр, на котором можно было хозяйствовать, был на счету, каждое каштановое дерево значило столько-то обедов для голодных желудков, детям часто приходилось на все лето уходить с козами и овцами к дальним альпийским лугам, и единственной пищей на всех было от трех до четырех литров козьего молока на день, во всех семьях было слишком много детей, и если мать умирала после рождения седьмого ребенка, а отца на покосе кусала гадюка и не было противоядия под рукой, то детей отдавали родственникам, где они обычно должны были вкалывать с первых петухов до заката солнца, или, если повезет, они попадали в сиротский приют. Мне повезло, я попал в сиротский приют, и мне еще раз повезло, после школы я получил место мальчика на побегушках в Гранд Отеле Локарно.
Естественно, и там пытались из нас выжать все, что только можно. Вставали мы в 5 утра, потом мы должны были мести большую террасу и площадь перед отелем, мы должны были бегать за булочками к пекарю, и горе тому, кого поймают, если он съест хотя бы одну из них, булочки на кухне подсчитывали и потом вычитали их цену из жалования, если можно было назвать жалованием 50 раппенов в день, а булочка стоила 10 раппенов. Я не хочу вас мучить дальше всем, что нам приходилось делать, скажу только еще, что младшие должны были отдуваться за все, что позволяли себе проделывать старшие. Мы жили по четверо в комнате с двумя двухэтажными кроватями, между которыми едва мог встать один человек, и для всех других, которые все были из Локарно, Асконы или Тенеро, я был болваном из долины, у меня не было даже возможности видеть моих братьев и сестер, короче, я был одинок, несчастен и беден, и я каждый день должен был прислуживать людям, которые были общительны, веселы и богаты. Вот так я стал коммунистом».
Эрнесто Тонини усмехнулся и посмотрел на нас обоих. Видимо, на наших лицах отразилось некоторое удивление.
— Вы такого не ожидали, если я не ошибаюсь?
Мы покорно кивнули, и он продолжал дальше.
«Мальчик из булочной, у которого я каждый раз покупал булочки, взял меня в один из моих редких свободных вечеров на собрание, которое происходило в маленькой типографии в Муральто, объясню, что значит собрание, это было скорее сборище заговорщиков, шесть или семь человек, иногда еще одна девушка, Джульетта, дочь печатника, который рассказывал нам, как Маркс выдумал такой мир, где больше не будет бедных и богатых, где все принадлежит всем, и как товарищ Ленин поехал из Швейцарии в Россию и низложил там царя, чтобы построить такой мир, и что все-таки лучше пока ничего не говорить об этих идеях там, где ты сейчас работаешь, потому что у нас все еще правят богатые и нас за эти идеи могут моментально вышвырнуть из этого Гранд Отеля Локарно.
Эту предосторожность я соблюдал, но с того момента, как я оказался среди коммунистов, мир стал выглядеть для меня иначе. Я стал спокойнее и делал мою работу лучше, так как уже знал, что это все изменится, и что однажды я смогу пригласить в Гранд Отель, в номер с видом на озеро моих братьев и сестер, которые работали батраками, служанками или на каменоломне, или оставались все еще в сиротском приюте.
Так как я выглядел опрятно и прилично, я получал время от времени чаевые и покупал себе маленькие учебники немецкого, французского и английского, их я носил в карманах и во время моих побегушек доставал, чтобы познакомиться с этими языками. Мы же, как повторял часто печатник, являемся ячейкой, и вполне возможно, что кого-то из нас рано или поздно могут послать за границу, туда, где творится мировая история.
Когда я носил чемоданы иностранных гостей, я все время пытался сказать что-то на их языке и у них поучиться. Это сделало меня любимцем, и порой гости сами просили, чтобы именно маленький Эрнесто проводил их на вокзал или принес им чай в номер. Это не осталось в отеле без внимания, и через три года мне стали доверять службу на этаже и время от времени ставили помощником официанта. А дважды в месяц по вечерам я слушал на наших собраниях, как товарищ Ленин вывернул Россию наизнанку, однако в Мюнхене с республикой Советов ничего не вышло, и это должно быть для нас предостережением, насколько трудно делать у нас революцию.
И вот, как-то внезапно, мировая история пришла в Локарно. Осенью 1925 года собрались премьер-министры из половины Европы именно здесь, в Тичино, чтобы обсудить итоги Первой мировой войны. Насколько я понял, речь прежде всего шла о том, чтобы снова сделать Германию нормальным членом Европы. То, что Германия таковым еще не считалась, мы заметили по тому факту, что все делегации кроме Германии располагались у нас в Гранд Отеле — англичане, французы, итальянцы, бельгийцы, и, погодите, да, чехи тоже были там, они прибыли несколько позже, господин Бенеш и его супруга, которая всегда была в своей соломенной шляпе, и поляки.