- Черт дернул нас на это озеро завернуть, - продолжал Глеб. - Нинкина идея… А мы, два остолопа, послушались! Как оно называется, это треклятое озеро? Остро…
- Островитинское, - сказал Сорока.
- И близнецы потом как белены объелись - в один голос завели волынку: мол, хотим домой, к папе и маме… В общем, из Москвы быстренько вернулись в Питер… А как у вас закончился отпуск?
- Ты знаешь, на редкость удачно, - не скрывая иронии, ответил Сорока. - Вы были для нас ложкой дегтя в бочке меда.
Глеб не нашелся что ответить и стал шарить по многочисленным карманам своей пижонской куртки, отыскивая наряд.
- Ерунда у меня получается, - деловитым тоном заговорил он. - На скорости сто километров начинается вибрация. Сначала маленько, потом все больше. Такое ощущение, что вот-вот машина на куски развалится. Трясется руль, рычаги, сиденья…
- Надо колеса балансировать, - сказал Сорока. - Сколько твоя прошла?
- Тысяч тридцать.
- Протектор стерся, нарушилась балансировка. Снимай скаты по одному и тащи в цех.
- Я? - удивился Глеб. - Уволь, пожалуйста, начальник!
Сорока взглянул на часы и сказал:
- Слесарь освободится через полчаса, тогда и займемся тобой.
Глеб что-то пробормотал себе под нос и исчез. А немного погодя Гайдышев, оставив на подъемнике машину, которую шприцевал, куда-то ушел. Появился он через несколько минут, катя перед собой по бетонному полу скат.
- Гайдышев, - остановил его Сорока. - Закончи профилактику машины, потом займешься балансировкой колес. Ленька блеснул на него из-под натянутого на лоб берета колючими глазами, но ничего не сказал: подкатил скат к балансировочному диску и стал его там закреплять. Миша Лунь бросил на Сороку насмешливый взгляд, ожидая, что будет дальше.
Сорока подошел к Гайдышеву. Тот уже закрепил колесо на диске и включил пуск. Скат бешено завращался, а на приборе далеко вправо отклонилась стрелка. Сорока выключил пульт.
И вот они стоят один напротив другого. Нахально глядя Сороке в глаза, Ленька снова нажал на кнопку. Сорока невозмутимо выключил.
- Не лезь в бутылку, Сорокин, - негромко произнес Гайдышев. - Это мой дружок. И он спешит. Могу я его выручить?
- Не в рабочее время, - отрезал Сорока. - У тебя машина на подъемнике. Совесть надо иметь.
- Не свалится, - сказал Гайдышев. - До чего дошло: приятелю помочь нельзя!
- Армейские порядочки! - ввернул Миша Лунь. Однако голос его прозвучал вполне миролюбиво. Миша старался теперь не задираться с Сорокой. Вот и сейчас вмешался лишь потому, что Ленька рядом. Дескать, ребята, я с вами. Чувствовалось, Миша тяготился своей зависимостью от дружков, что не укрылось от Сороки.
Сорока не уступил бы Гайдышеву, но одно дело, когда ты выступаешь от собственного имени и защищаешь свою личную точку зрения, а тут ты - старший смены. Не бог весть какое серьезное нарушение совершил Ленька. И вряд ли остальные рабочие будут на стороне Сороки. Многие поступают так же, как Гайдышев. Правда, стараются это сделать незаметно, во время перекура или обеда. Другой раз отпрашиваются на полчаса - мол, потом задержусь и отработаю.
Скрепя сердце Сорока решил уступить. Сегодня не тот случай, когда можно всерьез, как говорится, скрестить шпаги. Не стоит обострять отношения со слесарями в цехе. А на них уже многие посматривают. Делают вид, что заняты работой, а у самих ушки на макушке.
- Ступицы смазал? - кивнул Сорока на висевшую в воздухе машину.
Ленька, ожидавший скандала, растерялся.
- Правую переднюю не трогал, - помедлив, ответил он.
- Крепеж закончил? - наступал Сорока.
- Крышку картера надо подтянуть… и это…
- Что?
- Маятник слабовато затянут.
- Я закончу твою работу, - сказал Сорока, направляясь к подъемнику.
Гайдышев проводил его взглядом, потом повернулся к приятелю. И лицо у него было озадаченное. Миша Лунь подмигнул, - мол, наша взяла! - и, шлепая ладонями по протектору, стал все сильнее вращать переднее колесо машины.
Длинный Боб, внимательно наблюдавший за этой сценой из облицованной плиткой траншеи, где он проверял сходимость колес, кивнул Леньке - дескать, подойди!
Установив на обод свинцовые грузики, Гайдышев вытер руки о штанины, вразвалку подошел к Садовскому.
- Глеб мог бы и подождать, - негромко сказать тот. - Зачем по пустякам обостряешь отношения?
- Хочешь, чтобы он нам сел на шею и погонял? - огрызнулся тот.
- Не сядет… - сказал Борис. - Не допустим мы такого, дорогой Леня, можешь мне поверить!
- Я думал, он как танк попрет на меня…
- Я давно вам говорил, что он не дурак, - сказал Длинный Боб. - С ним надо ухо держать востро. А ты лезешь на рожон!
- Зато ты всегда в сторонке отмалчиваешься, - упрекнул Ленька.
- А со стороны-то, друг мой Гайдышев, всегда виднее…
Уже после смены, когда они помылись и переоделись, Вася Билибин - они вместе вышли из проходной - сказал:
- Я думал, ты поставишь Гайдышева на место…
- А ты бы меня поддержал? - взглянул на него Сорока.
- Поддержал! - хмыкнул Вася. - Случается, и ко мне заглядывают дружки-приятели… Ведь не откажешь? - Он с хитринкой в глазах взглянул на Сороку: - А мне разрешил бы знакомого без очереди обслужить?
- Тебе бы - нет, - честно ответил Сорока.
- Ну вот видишь!
- Ты и не стал бы просить меня об этом, - продолжал Сорока.
- Пожалуй, ты прав, - подумав, согласился Вася.
- А вообще, мне трудно с ними воевать, - сказал Сорока. - Я еще не знаю, поддержат ли меня ребята.
- Электриком-то небось было спокойнее? - усмехнулся Билибин.
- На теплой печи еще спокойнее.
- Не лежал… - протянул Вася. - Я ведь ленинградец, в деревне не жил.
- На русской печке - рай, - улыбнулся Сорока. - Представляешь, зима, за окном вьюга-метель, деревья скрипят, а ты лежишь на овчине и слушаешь, как завывает в дымоходе… Пахнет нащепанной лучиной и луком. И еще горячим кирпичом.
- Дед жил в деревне, под Чудовом. Но мне так и не довелось побывать в его доме. В войну вся деревня сгорела… Ну ладно, хватит про печь. - Вася посерьезнел, вздохнул. - Ребята на станции не любят Гайдышева и Длинного Боба, но никто не хочет с ними связываться - можно ведь получить к по рогам! А потом Садовский - широкий парень. Никогда не жмется, дает в долг, приглашает ребят в ресторан, угощает коньяком…
- Одним словом, покупает, - заключил Сорока.
- А ты только права качаешь, бьешь на одну сознательность!
- Предлагаешь и мне с зарплаты пригласить их куда-нибудь и накачать коньяком?
- У тебя денег не хватит, - коротко рассмеялся Вася. Ему было трудно представить такое.
- А ребята не задумываются, почему у этих деляг денег куры не клюют? - посмотрел на него Сорока. - Угощают-то они на ворованное!
- Не пойман - не вор, - хмыкнул Вася, произнося популярную в цехе фразу.
- Сколько веревочка ни вейся… - сказал Сорока. - Попадутся они, Вася.
- Они тоже не лыком шиты, - усомнился в его словах Билибин и вздохнул. У него была такая привычка - ни с того ни с сего иногда тяжко так вздыхать.
- Ребята и то удивляются, говорят: что тебе, больше всех надо? Или перед начальством выслуживаешься?
- Ты ведь так не думаешь?
- Ну а все-таки, почему ты такой?
- Какой?
- Ну, до всего тебе есть дело. Теребилов побольше тебя начальник, а он ничего не замечает… Плавает по цеху, как корабль, и все им довольны. План выполняется, премиальные идут, чего еще надо? А то, что ребята подхалтуривают, - и бог с ними! Они же не у государства берут, а у частника.
- А где же такие понятия, как рабочая честь? Наконец, обыкновенная совесть? Ты думаешь, они домой придут н станут сразу хорошими, честными? И этот слюнтяй Миша тянется за ними! А на них глядя и другие начинают хапать и халтурить. Им, мол, можно, а нам нельзя? Ты послушай, что в городе про нас, ремонтников, говорят: гайку даром никто не завернет! Бряк-стук - гони руп. Стук-бряк - давай трояк!
- Это ты перехватил, - возразил Вася.
- Такие, как Гайдышев, дают повод так о нас думать. Помнишь эту комедию с масленками?