Алена методично теребила пухлой, утыканной блестящими стерженьками щеткой слипшиеся волосы. Из зеркала на Сережу смотрели ее грустные темные глаза. Закончив эту процедуру, Алена уселась в кресло за отцовский письменный стол.
Взяла с полки какой-то коричневый черепок и рассеянно стала вертеть в руках.
- Нельзя так небрежно обращаться с ценной реликвией, - назидательно заметил Сережа. - Отец говорил, что это осколок древней скифской чаши. Из этой чаши пил сам царь. Не бережем мы истинные ценности…
- На что ты намекаешь, ревнитель древних ценностей? - положив черепок на место, спросила Алена…
- Променять Сороку на этого…
- Я не меняла.
- Почему же тогда встречаешься с ним?
- Я вольна, мой дорогой братец, встречаться с кем захочу, и это совсем не значит…
- А Сорока так бы не поступил, - перебил Сережа. - Никогда!
- Значит, я недостойна его.
- Значит, - безжалостно подтвердил Сережа.
Алена, как когда-то делала мама, положила руки на колени, и вздохнула:
- Сережа, ты еще многого не понимаешь…
- Ну вот, теперь ты заговорила, как наша соседка тетя Раиса, - опять перебил Сережа и передразнил: - «Ты еще маленький, а жизнь взрослых людей это запутанный клубок, который подчас и мудрецу не распутать…»
- Ты не маленький, - без улыбки ответила Алена. - Но пойми меня…
- Зачем же ты тогда с ним целовалась? - испытующе уставился он на сестру.
- С кем, Сережа?
- Ага, значит, и с… этим тоже? - вспыхнув, сказал он.
- Это уж совсем тебя не касается! - повысила голос и сестра. - Я ведь не спрашиваю, с кем ты целуешься?
- Я не целуюсь! - воскликнул совсем по-детски он. - Скажешь тоже!
- Чем же тебе не нравится Борис?
- Лучше Сороки тебе все равно никого не найти. - Сережа захлопнул книжку и поднялся с тахты.
Алена закинула ногу на тахту, загородив ему проход. Тут же подскочил Дед и перепрыгнул. И хотя это было смешно, никто даже не улыбнулся. Дед посмотрел сначала на Сережу, потом на Алену и, зевнув, улегся на ковер.
- А как… твоя девочка? - спросила Алена. - Ну, та, длинная, то есть высокая?
- Никак, - грубо ответил Сережа. - Убери ногу.
- Опять поссорились?
- Вот еще!
- Я же вижу…
- А… все вы одинаковые! - вырвалось у Сережи. Он перешагнул через ее ногу, вышел из комнаты и хлопнул дверью.
Дед вскочил с ковра, подошел к двери и стал лапой открывать ее.
Алена, так и не сняв ноги с тахты, сидела в кресле и смотрела на полку с окаменелостями.
Сережа с час проторчал у кинотеатра «Спартак», но Лючия так и не пришла. К нему подходили люди и спрашивали, нет ли лишнего билета. Небо над крышами зданий серое, ржавые листья на деревьях просвечивали. Типичная ленинградская погода: пасмурный день, низкое, будто затянутое паутиной небо, которое вот-вот начнет пылить мелким занудливым дождем. Бывает, такая погода простоит несколько дней, а дождя так и не будет. Тем не менее ленинградцы не расстаются с плащами и носят с собой зонтики. И без дождя влажности хватает, оттого и крыши домов блестят и асфальт мокрый. Идешь по улице, будто окутанный невидимым теплым облаком.
Сережа зашел в первую попавшуюся будку телефона-автомата, не опуская монеты, набрал знакомый номер. «Але-але?.. - услышал он ее глуховатый голос. - Нажмите…» Он повесил трубку. Ничего не случилось: она никуда срочно не уехала, не заболела, голос у нее бодрый. Просто не пришла на свидание, и все. Не захотелось Лючии Борзых встречаться с ним, Сережей Большаковым. Незачем ей это. Она уже совсем взрослая девушка, а он мальчишка. Мальчишку можно запросто послать в театр за билетами, попросить, чтобы сопровождал ее на тренировки, чтобы сидел в зале и болел за нее, на нем можно сорвать накопившуюся злость - мальчишка все стерпит. Его можно обмануть, не прийти на свидание, а потом позвонить и сказать: мол, извини, я так сегодня замоталась, если бы ты только знал…
Мальчишка не имеет права обижаться, требовать, настаивать на чем-либо, если он… влюблен в девушку, которая считает себя взрослой.
Лючия Борзых учится в десятом, а он - лишь в девятом. И это было непреодолимой пропастью. Представляя его знакомым, Лючия говорила, что он студент. Благо ростом не подкачал. Сережа попадал в идиотское положение, когда ее знакомые начинали интересоваться, где он учится. Лючия быстро отвечала, что в университете на филфаке, и переводила разговор на другое.
Один раз Сережл опередил ее и заявил, что он учится в девятом классе. Надо было видеть, каким презрительным взглядом наградила его Лючия! А ее знакомые тут же утратили к нему интерес, заговорив о своих делах. Уже потом Лючия посоветовала ему впредь помалкивать, если он не хочет, чтобы над ней смеялись, - мол, зачем связалась с малолеткой?..
Если раньше они были ровней, то в этом учебном году Сережа почувствовал, что Лючия стала относиться к нему покровительственно. Посмотрев какой-нибудь фильм про любовь, Сережа по привычке начинал по косточкам разбирать его: что правдиво в нем, что фальшиво, как сыграли герои. Бывало, Лючия спорила с ним, что-то доказывала, а теперь выслушивала его со снисходительной улыбкой и иногда роняла: «Этого ты еще не понимаешь!.. Тебе ли судить о таких вещах…» И вид у нее был этакой умудренной жизнью женщины.
Крупно поссорились они две недели назад, когда он, дурак дураком, прождал Лючию в вестибюле здания Института физической культуры имени Лесгафта, где она была на каком-то спортивном вечере. Все уже разошлись, а он изучал в вестибюле фотографии знаменитых спортсменов, прославивших своими рекордами стены института. В конце концов к нему подошел худощавый седой человек и поинтересовался, что он тут делает. Сережа ответил, что ждет Лючию Борзых. «Она давно уехала со своими…» - огорошил его седоволосый. «Я, наверное, выходил куда-нибудь…» - покраснев, пробормотал Сережа и пулей выскочил на улицу.
Это уже было чистейшей воды вероломство: Лючия тихонько другим выходом ушла со своими друзьями и бросила его здесь. Тогда он вылетел из института взбешенный и поклялся себе, что больше даже не посмотрит в ее сторону. Его твердости хватило лишь на две недели.
Сегодня утром он позвонил ей и назначил свидание у кинотеатра, сказав, что им необходимо серьезно поговорить. Лючия стала ссылаться на какие-то домашние дела, но потом пообещала прийти, тем более что это рядом с ее домом. И вот не пришла.
Хорошо, он оставит ее в покое… Навсегда! С сегодняшнего дня больше не будет думать о ней, звонить. Если встретит в спортивном зале или на улице, пройдет мимо и сделает вид, что они незнакомы… Нет, так не надо. Она будет думать, что он мучается, страдает… Он вежливо поздоровается и спокойно пройдет мимо, а если остановит, то, может, и поговорит с ней так, ни о чем, о погоде. А если она попросит сходить за билетами в театр, он вежливо откажется, - мол, у него как раз сегодня ответственные соревнования и другие важные дела…
Заметив подходивший к остановке девятнадцатый трамвай, Сережа припустил бегом и вскочил в него. Он даже еще не знал, куда поедет, решение возникло внезапно, будто кто-то подтолкнул его, а усевшись на свободное место у окна, понял, что едет на Кондратьевский проспект, к Сороке. Сегодня суббота, и, может быть, он дома.
Он столкнулся с Сорокой в парадном - тот с толстой книжкой в руке только что вышел из квартиры на третьем этаже.
- Я к тебе, - обрадовался Сережа. - Боялся, что дома не застану.
- Я договорился с одним пареньком на следующую субботу, - сказал Сорока. - Он на весь день даст мне мотоцикл… Так что приезжай с утра пораньше - покатаемся!
Сереже было приятно, что Сорока не забыл о своем обещании научить его ездить на мотоцикле. После того как Саша погиб, Сережа и не заикался про мотоцикл, потом уехали в Островитино… И вот Сорока сам вспомнил!
Но сегодня пришел к нему Сережа не по этому поводу… Честно говоря, зачем пришел, он и сам не знал. Просто так, пришел, и все, захотелось увидеть Сороку…
- По программе? - Сережа кивнул на том Достоевского «Братья Карамазовы».