- Это была коряга, - сказала Алёнка.
- А глаза? Волосы?
- Какие волосы? - удивился отец.
- Что на первое делать? - спросила Алёнка. - Консервированный борщ с говядиной или суп из щавеля?
- Суп, - сказал я. Отец тоже не возражал. За консервами нужно было спускаться в подпол, а щавель рос рядом с домом. На лужайке. Его тут много растёт. До самой осени хватит.
Стыдно Алёнке рассказывать про нашу рыбалку. Отец будет смеяться и дразнить нас. Здесь, на берегу, и мне стало казаться всё, что произошло на озере, сущей чепухой. Одного только я не мог объяснить - как выскочил камень из продуктовой сетки.
- Проголодались, троглодиты? - спросил отец.
Он каждый день придумывает нам новые прозвища. Уж кем только мы не были с Алёнкой: «саблезубыми тиграми», и «ихтиозаврами», и «целакантами». Отец кроме своих станков любит палеонтологию. Науку о древних ископаемых. У нас в доме много всяких окаменелостей. На одном белом камне отпечатался зуб трицератопса. Я запомнил это ископаемое потому, что отец говорил о нём целый месяц. Отец очень ценит этот камень и строго-настрого запретил нам к нему прикасаться.
Однажды Алёнка выбрала из отцовской коллекции камень потяжелее и придавила им деревянный круг в ведре с квашеной капустой. Древняя окаменелость взяла да и развалилась на мелкие кусочки. Отец очень расстроился. Он обозвал Алёнку «игуанодоном» и сказал, что этому камню двести миллионов лет.
- Не может быть, - удивилась Алёнка. - Миллионы лет лежал и ничего, а тут за три дня рассыпался. Тебе, папа, подсунули ненастоящий камень.
- Мне никто не подсовывал! - возмутился отец. - Я его сам нашёл в Средней Азии. Это же мел, разбойница, он боится воды.
Алёнке надоели папины камни. Они лежали повсюду: на письменном столе, в тумбочке, в книжном шкафу, на полках. На них накапливалась пыль, а отец не разрешал к ним притрагиваться.
Три раза он был в археологических экспедициях. И каждый раз привозил оттуда по вещевому мешку окаменелостей. Он был не прочь и ещё раз на весь отпуск уехать в экспедицию. Его друзья - палеонтологи - каждую весну приглашают, но отец не хочет нас оставлять на произвол судьбы. «Знаю я этих мастодонтов, - говорил он. - Оставь одних - потом весь век будешь каяться».
Он преувеличивает. Мы с Алёнкой видим отца лишь вечерами. И ещё в воскресенье. Это наш общий день. А так он всё время пропадает на работе или в институте.
К нам подошёл Гарик. В руках у него заграничный спиннинг. Гарик мельком взглянул на наш скромный улов, усмехнулся:
- Не жирно!
- Ты бы видел, какая сорвалась, - сказала Алёнка.
- Всегда срываются самые большие, - ответил Гарик.
- А ты что поймал? - спросил я.
- Вдоль берега покидал, - сказал Гарик. - Так себе, мелочь.
- Покажи! - потребовала Алёнка.
Повыше закатав штанины, он вошёл в воду и вытащил металлический садок: мы с Алёнкой так и ахнули.
В садке выгибались и подпрыгивали четыре порядочные щуки.
- Ты поймал? - спросила Алёнка. Она присела на корточки и стала рассматривать щук. - Вот эту, - она осторожно дотронулась до самой крупной пальцем, - я видела вон там…
- Это она, конечно… - сказал Гарик.
На траве лежала надутая резиновая лодка. Она уже высохла и, казалось, вот-вот лопнет. Гарик взял за жабры щуку, ту самую, которую Алёнка «узнала», и бросил рядом с моим окунем.
- Жертвую на уху.
- Спасибо, - сказала Алёнка.
Она тут же на берегу стала чистить рыбу. Отец вспомнил, что в примусе нет горючего, и пошёл заправлять его.
Я поднял в воздух лёгкую резиновую лодку и понёс к палатке. Там мы с Гариком вывернули ниппеля, и горячий воздух с шумом и свистом вырвался из лодки. Я с удовольствием помогал Гарику. Я и не подозревал, что он такой хороший рыбак. Мне захотелось сказать ему что-нибудь приятное.
- Мы хотели утром тебя позвать…
Гарик живо обернулся.
- Чего же не позвали?
- Я думал, ты уже на озере…
- Думают индюки, - сказал он. - В другой раз не думай. Со мной без рыбы не вернулись бы…
- Завтра с утра, идёт?
- А как Алёнка?
- Я её разбужу.
- Идёт, - сказал Гарик.
Глава девятая
Я возился с Дедом на лужайке, когда услышал гул мотора. Он доносился со стороны бора. Гул нарастал, приближался. Не очень высоко над лесом шёл вертолёт. Большая тень, обгоняя его, скользнула по лужайке, на которой мы стояли с Дедом.
Вертолёт поравнялся с островом и замер в воздухе. Так стрекоза останавливается на одном месте и неподвижно висит, почти незаметно вздрагивая крыльями. Лопасти быстро вращались, образуя огромный сияющий круг со спицами. Маленький хвостовой винт крутился ещё быстрее и потому был совсем незаметен.