- Плевать в лицо - это неэтично, - заметил Сережа. - Окати ее тоже водой.
- Тогда у меня к тебе просьба: пусть она станет точно на то же место, где я стояла, ладно? Ты ведь не его, а меня облил.
- Это можно, - без улыбки ответил Сережа.
Алена методично теребила пухлой, утыканной блестящими стерженьками щеткой слипшиеся волосы. Из зеркала на Сережу смотрели ее грустные темные глаза. Закончив эту процедуру, Алена уселась в кресло за отцовский письменный стол.
Взяла с полки какой-то коричневый черепок и рассеянно стала вертеть в руках.
- Нельзя так небрежно обращаться с ценной реликвией, - назидательно заметил Сережа. - Отец говорил, что это осколок древней скифской чаши. Из этой чаши пил сам царь. Не бережем мы истинные ценности…
- На что ты намекаешь, ревнитель древних ценностей? - положив черепок на место, спросила Алена…
- Променять Сороку на этого…
- Я не меняла.
- Почему же тогда встречаешься с ним?
- Я вольна, мой дорогой братец, встречаться с кем захочу, и это совсем не значит…
- А Сорока так бы не поступил, - перебил Сережа. - Никогда!
- Значит, я недостойна его.
- Значит, - безжалостно подтвердил Сережа.
Алена, как когда-то делала мама, положила руки на колени, и вздохнула:
- Сережа, ты еще многого не понимаешь…
- Ну вот, теперь ты заговорила, как наша соседка тетя Раиса, - опять перебил Сережа и передразнил: - «Ты еще маленький, а жизнь взрослых людей это запутанный клубок, который подчас и мудрецу не распутать…»
- Ты не маленький, - без улыбки ответила Алена. - Но пойми меня…
- Зачем же ты тогда с ним целовалась? - испытующе уставился он на сестру.
- С кем, Сережа?
- Ага, значит, и с… этим тоже? - вспыхнув, сказал он.
- Это уж совсем тебя не касается! - повысила голос и сестра. - Я ведь не спрашиваю, с кем ты целуешься?
- Я не целуюсь! - воскликнул совсем по-детски он. - Скажешь тоже!
- Чем же тебе не нравится Борис?
- Лучше Сороки тебе все равно никого не найти. - Сережа захлопнул книжку и поднялся с тахты.
Алена закинула ногу на тахту, загородив ему проход. Тут же подскочил Дед и перепрыгнул. И хотя это было смешно, никто даже не улыбнулся. Дед посмотрел сначала на Сережу, потом на Алену и, зевнув, улегся на ковер.
- А как… твоя девочка? - спросила Алена. - Ну, та, длинная, то есть высокая?
- Никак, - грубо ответил Сережа. - Убери ногу.
- Опять поссорились?
- Вот еще!
- Я же вижу…
- А… все вы одинаковые! - вырвалось у Сережи. Он перешагнул через ее ногу, вышел из комнаты и хлопнул дверью.
Дед вскочил с ковра, подошел к двери и стал лапой открывать ее.
Алена, так и не сняв ноги с тахты, сидела в кресле и смотрела на полку с окаменелостями.
Сережа с час проторчал у кинотеатра «Спартак», но Лючия так и не пришла. К нему подходили люди и спрашивали, нет ли лишнего билета. Небо над крышами зданий серое, ржавые листья на деревьях просвечивали. Типичная ленинградская погода: пасмурный день, низкое, будто затянутое паутиной небо, которое вот-вот начнет пылить мелким занудливым дождем. Бывает, такая погода простоит несколько дней, а дождя так и не будет. Тем не менее ленинградцы не расстаются с плащами и носят с собой зонтики. И без дождя влажности хватает, оттого и крыши домов блестят и асфальт мокрый. Идешь по улице, будто окутанный невидимым теплым облаком.
Сережа зашел в первую попавшуюся будку телефона-автомата, не опуская монеты, набрал знакомый номер. «Але-але?.. - услышал он ее глуховатый голос. - Нажмите…» Он повесил трубку. Ничего не случилось: она никуда срочно не уехала, не заболела, голос у нее бодрый. Просто не пришла на свидание, и все. Не захотелось Лючии Борзых встречаться с ним, Сережей Большаковым. Незачем ей это. Она уже совсем взрослая девушка, а он мальчишка. Мальчишку можно запросто послать в театр за билетами, попросить, чтобы сопровождал ее на тренировки, чтобы сидел в зале и болел за нее, на нем можно сорвать накопившуюся злость - мальчишка все стерпит. Его можно обмануть, не прийти на свидание, а потом позвонить и сказать: мол, извини, я так сегодня замоталась, если бы ты только знал…
Мальчишка не имеет права обижаться, требовать, настаивать на чем-либо, если он… влюблен в девушку, которая считает себя взрослой.
Лючия Борзых учится в десятом, а он - лишь в девятом. И это было непреодолимой пропастью. Представляя его знакомым, Лючия говорила, что он студент. Благо ростом не подкачал. Сережа попадал в идиотское положение, когда ее знакомые начинали интересоваться, где он учится. Лючия быстро отвечала, что в университете на филфаке, и переводила разговор на другое.