- Я подговорю наших ребят - мы с ним рассчитаемся, - сказал Федя.
Мальчишки привязали лодку к цепи, и моторка, развернувшись, понеслась к острову.
Федя вскочил и помахал вслед кулаком.
- Попомнишь, Президент, Федьку Губина! - крикнул он. - Погоди, кровью будешь харкать!
Сорока не слышал, что ему кричал Гриб. Он стоял к нам спиной. Мне было смешно смотреть на Федю, подпрыгивающего, как кузнечик. Но тут я вспомнил, что в лодке остались мои удочки, рубаха и штаны, и мне сразу стало не до смеху.
- Куда он лодку погнал? - спросил я.
- Мало ли кто тут рыбу глушил, - сказал Федя. - Мы ничего не знаем. Заховали лодку, а сами пошли в лес…
- А рыба, что в лодке осталась? - спросил Гарик.
- Там наши удочки и одежда, - сказал я.
- Ключи от машины! - Гарик вскочил на ноги. - Остались в штанах… Потеряются - Славка меня… Что же делать?
- Не знаю, - сказал я.
Поглядев на наши расстроенные лица, Гриб немного успокоился. Ему стало легче, что не он один пострадал, а все.
- Бросить бы эту бомбу на остров, - сказал Федя.
- При чём тут бомба? - со злостью сказал Гарик.
- Сходи к ихнему директору, - посоветовал Гриб. - Он скажет - сразу отдадут. Не забудь и про лодку.
- И про штаны, - сказал я.
- Ты знаешь директора, - сказал Гарик, - вот и сходи.
- Мне не отдадут, - убеждённо ответил Федя.
- В какую сторону идти? - помолчав, спросил Гарик. Настроение у него совсем испортилось. Федя почесал голову.
- Пешью далековато. Кругом придётся.
- Чего мы стоим?
- Спешить некуда, - сказал Федя. - Дай бог, ежели к вечеру домой приползём…
- К вечеру? - в один голос воскликнули мы.
- Озеро-то громадное, попробуй обойти его. Это километров тридцать.
- Не надо было лодку прятать, - сказал Гарик.
- Их пять человек…
- Справились бы, - сказал Гарик. - Я бы один взял троих.
- Языком-то болтать можно… - проворчал Федя.
- А напрямик есть дорога? - спросил Гарик.
- Через лес ближе, - ответил Гриб.
- Айда прямиком, - сказал Гарик.
- Есть места, где без топора не продерёшься, - ответил Федя. - И на медведя можно, естественно, напороться. Тут мишки ого-го какие водятся. В прошлом году я на одного наскочил. Он в малиннике сидел, а я тоже за ягодами сунулся. Как встал на задние лапы - думал, мама родная, концы отдам! Ничего, пронесло. Повернулся топтыгин - да боком в лес. Не тронул, леший. А бывает, начнёт, паразит, играть. Обхватит лапами и давай бороться, до смерти может заломать. А то ещё лизать любит… Обнимет и лижет своим рашпилем, пока от тебя мокрое место не останется…
- По дороге пойдём, - сказал Гарик. - Кругом.
- Я из самого Ленинграда шёл пешком, и ничего, - сказал я.
- Я могу и напрямик, а как вы голышом?
Гриб был в штанах и даже рубаху успел надеть. А мы с Гариком остались в одних мокрых трусах. Всё наше добро уплыло на лодке. Придётся голышом шагать.
- А этот Президент, - спросил Гарик, - кто он такой?
- Из интерната, - ответил Феди. - Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, но прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. И наших, островитинских, кое-кого переманил. У них там на острове дом, сами построили. Ну и всё лето живут в нём. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются, как бога. Поглядеть - одна умора, что они творят! За три версты брёвна куда-то таскают. Тяжеленные! А что на острове делают - никто не знает. Мы пытали у своих - как воды в рот набрали. Может, ракету какую изобретают?.. Нашим мужикам насолил. Двоим ножом сети порезал и всю рыбу выпустил. Осенью дело было. Не поленился, паразит, нырнул в холодную воду и порезал сеть… Ну, мужики и осерчали. Хотели поймать да поучить маленько, а он ушёл. Есть у них потайной ход, да разве найдёшь? Охраняют, наверное…
Федя шагал впереди, мы за ним. Дорога узкая, по сторонам лес. Сосны, ели, в низинах ольха, берёзы и осины… В дорожную пыль зарылись сухие сосновые шишки. Я иногда наступал на них и чуть не вскрикивал от боли. Гарик тоже поднимал ноги как журавль и часто морщился. Эти шишки кололись, как гвозди. Деревья совсем заслонили солнце. В ветвях сияли голубоватые нити паутины. Из чащобы тянуло прохладой. Не прошли мы и с километр, как увидели глухарку. Она сидела на обочине; при нашем приближении смешно подпрыгнула и взлетела на ближайшую сосну. Усевшись на сук, стала бесстрашно смотреть на нас красноватым глазом. Глухарка была рябая, хвост веером, шея длинная.