Гарик замолчал.
- Приехали в Москву, - сказала Алёнка, - а дальше?
- Больше я не убегал.
- А тот инженер? - спросил я.
- Очень хороший человек, - сказал Гарик.
Залаял Дед. Я по голосу определил, что пришёл кто-то чужой. Пришёл Федя Губин. Он стоял на опрокинутой лодке и уговаривал Деда. Но Дед если невзлюбит кого, то надолго. Он смотрел Феде в лицо и злобно лаял. У Губина почти не видно синяков, лишь нижняя губа вздулась и ещё больше отвисла.
- Чего он на меня взъелся? - спросил Федя.
Я прикрикнул на Деда, но он ещё немного поворчал и отошёл.
Алёнка и Гарик тоже вышли из сарая.
- Тебе вчера не попало? - спросил я.
- Этот Карп дурной какой-то… Свищу два зуба выбил. Из лодки вытолкнул. Тот с километр до берега плыл. А потом Карп ко мне прицепился… Правильно говорит, что Президент мою лодку отобрал. Нечего недозволенным делом заниматься… Президент зазря ни к кому не пристаёт. А то взяли моду - браконьерничать! Разошёлся - не остановить. Ко мне полез. Остальные тоже как с цепи сорвались… Вижу, дело пахнет керосином - их трое, а я один, - как шарахну с лодки…
- Хорошо, что ещё веслом не огрели, - сказал я.
- А зря, - заметила Алёнка.
- Неужто так и не отдаст мою лодку?
- Надоел ты со своей лодкой, - сказал Гарик.
- Лучше моей лодки в деревне нету…
- Плакала твоя лодка, - сказал я.
- Чего ночевать не пришёл? - спросил Федя.
- Я заберу свой матрас и плед, - помолчав, сказал Гарик.
- Чего так?
- Храпишь ты, - сказал Гарик.
Федя почесал свой толстый нос:
- Разбудил бы…
- Я в тебя резиновый сапог бросил, ты даже не проснулся.
- То-то, я гляжу, на полу валяется, - сказал Федя.
Губастый, в клетчатой кепке, стоял он перед нами и шмыгал носом. После драки весь Федин гонор слетел. И дрался Гриб, надо сказать, не очень здорово. Всё норовил схватиться с Президентом, когда на того другие наседали.
- Я ему порох отдам - вернёт лодку?
Я пообещал Феде при случае поговорить с Президентом. Гриб и Гарик отправились в деревню. Пешком, вдоль берега. Я предложил Гарику взять велосипед или лодку, но он отказался. Не успели они скрыться за кустами, как подошла моторка.
- Я за вашим отцом, - сказал Коля.
- А Сорока где? - спросили Алёнка.
- Ему доктор скобки накладывает.
- Мог бы и убить, - сказал я.
- Сорока его не видел, а то бы дал…
- Федя хочет порох отдать, если лодку вернёте. Говорит, больше не будет…
- Горбатого могила исправит, - сказал Коля.
- Скобки накладывать - это больно? - спросила Алёнка.
- Вытерпит, - ответил Коля.
Из дома вышел отец. Волосы его были смочены водой. На щеке - красная полоса. Отлежал на жёсткой подушке. Днём отец не любил спать, а уж если, случалось, засыпал, то вставал сердитый и недовольный.
- Вы сделали, что я сказал? - спросил он.
- Без вас не стали подключать, - ответил Коля.
- Почему не разбудили? - набросился на нас отец. - Сколько раз говорил: увидите, засыпаю - толкайте!
- Мы не видели, - сказал я.
- Наверное, часа два провалялся?
- Час, - ответил я.
- Безобразие, - сказал отец.
Он забрался в лодку, и они уплыли.
- Могли бы и нас взять, - сказала Алёнка. Я об этом тоже подумал и даже обиделся на отца. Я ещё ни разу не был на территории школы-интерната.
- Что мы, токарных станков не видели? - сказал я.
Глава двадцать девятая
Я лежал на сене и щурился. Солнечные зайчики лезли в глаза. Под самой крышей паук свил паутину. В ней висели три сухих кокона. Паука не видно. Прячется в щели. Но стоит какой-нибудь дурёхе мухе попасться, как он тут как тут. Налетит на муху, обмотает паутиной, а потом кровь выпьет.
Гарик встал чуть свет. Поплыл щук ловить. Он в любую погоду рыбачит. И редко возвращается пустой. А вот леща ещё ни разу не поймал. Тех пять штук я не считаю. Это сетью. Леща интересно поймать на удочку. Вот Алёнке повезло: двух штук взяла, хотя я уверен, что тут дело нечисто. Сорока помог… Что-то не видно его. Голова зажила, уже и скобки сняли. Будет у него ещё один шрам. Трудно быть Президентом.