Сорока с невозмутимым видом хлебал деревянной ложкой уху. Когда он нагибает голову к тарелке, видна выбритая макушка и красноватый шрам. Крепко хватил его дубинкой Свищ! Такой удар и быка свалит.
- Вы что, по аршину проглотили? - спросил отец.
Мы молчали.
- Я расцениваю это как бойкот.
- Правильно, - сказала Алёнка.
- Это всё из-за вас, - взглянул отец на Сороку. Но тот думал о другом. Положив ложку, он сказал:
- Мы сделаем усилители… Детали и материал будут.
- Это другое дело, - ответил отец. - А то получается мартышкин труд…
- Мы вам не мешаем? - спросила Алёнка.
- Хватит дуться, - сказал отец.
- Как поживает Кеша? - спросил я.
- Лапу где-то поранил… Всю ночь скулил. Я утром огромную занозу вытащил.
Алёнка достала из буфета несколько кусков сахару и протянула Сороке:
- Угости его.
Президент взял сахар, подержал на ладони и отдал Алёнке.
- Сама угостишь…
- Когда? - живо спросила она.
- Вот заживёт лапа… - сказал Президент.
- Показывай свой чертёж, - сказал отец, отодвигая тарелки.
Алёнка убрала со стола, и они склонились над смятым тетрадным листом, который Сорока достал из кармана. Мне хотелось поговорить с Президентом, я обещал Феде спросить насчёт лодки, но сейчас толковать с ним бесполезно. Какую-то антенну начертил. И отец втравился в это дело. Глядит на чертёж, улыбается.
- Послушай, Сорока, - сказал отец, - кончишь школу - поступай в наш институт. В станкостроительный.
Сорока молчит. Алёнка смотрит на него.
- У меня другие планы, - наконец отвечает Сорока.
- Какие, если не секрет?
- Я не скажу, - говорит Сорока.
- У тебя способности к технике.
- А если мы установим три усилителя? - спрашивает Сорока.
- Тебе не нравится специальность инженера-станкостроителя?
- Нравится.
- Будешь изобретать новые электронные станки…
- Вас тоже уговорили стать инженером? - спросил Сорока, посмотрев отцу в глаза.
- Я сам выбрал эту профессию… - смутился отец. - И ещё ни разу не пожалел.
- Я тоже сам выбрал, - сказал Сорока.
Отец встал и прошёлся по комнате. Это признак взволнованности.
- Профессию я сам выбрал, это верно… Но и советами старших не пренебрегал.
- Я не хотел вас обидеть, - сказал Президент.
- Не в этом дело…
Сорока поднялся.
- Я завтра приду.
Он хотел взять чертёж, но отец сказал:
- Оставь.
Сорока переступил порог, посмотрел на Алёнку:
- За уху спасибо…
И ушёл.
Отец снова прошёлся по комнате, взял со стола лист.
- За это сочинение, - сказал он, - я бы с чистой совестью поставил студенту наивысший балл… Он, паршивец, даже не понимает, что сделал…
- У него свои планы, - сказала Алёнка.
- Характер - о-го-го! - улыбнулся отец. - Из этого парня выйдет толк. Я бы, не задумываясь, взял его в институт.
- Папа, ты никогда не пожалел, что стал инженером? - спросила Алёнка.
- Что ещё за новости?
- А кто говорил, что в тебе пропадает археолог?
- Одно другому не мешает, - сказал отец. - Академик Павлов писал: «Лучший отдых - это смена форм труда».
- Академик прав, - сказала Алёнка. - В порядке отдыха сложи из кирпичей летнюю печь. Мне надоело тут у плиты жариться…
- Мужчин полный дом…
- А что толку? - сказала Алёнка.
- Ты просила меня ножи наточить? - спросил я.
- Совсем затупились…
- Так вот, сама будешь точить, - сказал я.
- Дети, не ссорьтесь!
- А тебя, папа, я очень прошу приходить обедать вовремя… Здесь нет газовой плиты, чтобы подогревать.
- Я пошёл печь сооружать, - сказал отец.
Алёнка сердито гремела тарелками и ложками. И чего разозлилась, спрашивается? Всё ей не так да не этак. А может быть, из-за Сороки? Не обращает никакого внимания. И на остров не пригласил. «Отдашь, - говорит, - сахар, когда у медвежонка лапа заживёт». А когда она заживёт? И вообще при чём тут лапа?
Глава тридцать первая
Вечером на острове вспыхнул костёр. Искристый дым взвился над соснами. Взошла луна. Она была бледной на фоне вечернего неба. Ещё розовел закат. Синие узкие тучи неподвижно застыли вдали. Давно дождя не было. Не будет дождя - не будет грибов. Это Коля Гаврилов сказал. В нашем лесу растут подберёзовики и белые. Немного отойдёшь от дома - и собирай. За час можно целую корзинку набрать.
Мы сидели на старой лодке, от которой пахло гнилыми водорослями и рыбой. Отец куда-то ушёл. В лес, наверное. За дождём. Алёнка задумчиво смотрела на воду, в которой отражались берега, тучи и луна. Она сидела, обхватив руками колени, - её любимая поза. Вот так же в Ленинграде садилась на подоконник и смотрела на улицу. А книжка лежала рядом. Я не знал, о чём Алёнка думает.