Моторка, сбавив ход, скрылась в камышах, и больше я ее не видел. Зато заметил то место, куда она вошла. Чуть правее сосны с обломанной веткой. Там и нужно искать вход.
Где же Гарик с Аленкой? Я сел в лодку и поплыл вдоль берега. В полукилометре от дома я увидел их. Они загорали недалеко от берега на резиновой лодке. Перевернули ее и улеглись на днище.
Со всех сторон обступили камыши, поэтому я сразу и не увидел их. Специально загорать я не любил. И так можно загореть незаметно. Главное не прятаться от солнца. А лежать пузом вверх - неинтересно. И потом вялый ходишь весь день, голова болит.
Гарик плеснул пригоршню воды Аленке на спину. Она повернулась к нему и столкнула с лодки. Он вынырнул и перевернул "нпадувашку" вместе с Аленкой.
Я вспомнил, что мне нужно наловить шитика. Это такой смешной червячок, который таскает за собой свой дом. Он лепит его из песка, сучков, стеблей. Шитика не так-то просто найти. Лежит в воде сучок, а получше присмотришься - сучок-то, оказывается, ползет по дну. Тут его и бери, А потом шитика не сразу вытащишь из домика. Он упирается, не хочет вылезать.
На шитика хорошо плотва и красноперка ловится. Это мне Вячеслав Семенович сказал. Он настоящий рыбак. С утра до вечера пропадает на озере. Даже обедать не приезжает. Иногда с ним уплывает на резиновой лодке Лариса Ивановна. Только вот рыбы Вячеслав Семенович привозит мало. Я как-то спросил его:
- Клев плохой?
- Великолепный...
- А где же рыба?
- Я отпускаю мелочь, - сказал Вячеслав Семенович. - А крупная хитрая. Не хочет ловиться.
Один раз, правда, он принес леща. Огромного, как блюдо. Гарик сказал, что килограмма на два потянет.
Когда я проплывал мимо Аленки и Гарика (они уже снова мирно лежали на лодке), то услышал такой разговор:
Г а р и к. А если я озеро переплыву?
А л е н к а. Нет.
Г а р и к. Две минуты - засекай по часам - просижу под водой?
А л е н к а. Нет.
Г а р и к. А письмо напишешь?
А л е н к а. Не знаю.
Г а р и к. А есть на свете любовь?
А л е н к а. Отстань!
Г а р и к. Уеду отсюда. И чего мы торчим на этом озере?
А л е н к а. Действительно.
Г а р и к. Столько кругом озер. А потом мы в Таллин собирались и в Ригу.
А л е н к а. Отодвинься, пожалуйста, солнце загораживаешь.
Я трахнул веслом по воде и обдал их брызгами.
- Ну и сестра у тебя! - повернулся ко мне Гарик.
- А ну вас, - сказал я.
- Сережа, я с тобой!
Аленка спрыгнула с резиновой лодки и поплыла за мной. А Гарик один остался. Он лежал на своей лодке животом кверху. И живот у него был красный. Поджарился на солнышке. Когда Аленка забралась на корму, я спросил:
- Думаешь, он просидит под водой две минуты?
- Просидит, - ответила Аленка. - И озеро переплывет. Я знаю.
Плечи ее загорели, лицо тоже. А волосы стали еще белее. Аленка посмотрела на остров и сказала:
- А мне жалко этого Сороку.
Я удивился: за что это она пожалела его?
- Гарик рассказал, как отколотил его... Разделал, говорит, под орех.
- Гарик?!
- Не ты ведь, - улыбнулась Аленка.
Ну и свисток этот Гарик! Сороку разделал... Рассказал бы лучше, как летел в воду кверху тормашками. Я хотел было рассказать Аленке, как дело было, но удержался. Не стоит выдавать Гарика. Не по-товарищески. И я сказал сестре:
- Мы еще ребра пересчитаем этому Сороке.
- Гарик говорит, что вы чуть было не захватили остров, но Сорока свистнул, и прибежали двадцать человек.
- Это верно, - сказал я. - Свистнул...
- А этот Сорока...
- Гляди, шитик! - сказал я и вылез из лодки. Хватит с меня. Гарик врет, а я расхлебывай.
- Приходи обедать, - уже отплыв от берега, крикнула Аленка.
Глава двенадцатая
Мальчишка, который так ловко исчез тогда в камышах, снова наведался на наш берег. На этот раз он приплыл на деревянной лодке не один. С ним были еще двое. Конопатый с толстым носом и буйными рыжими волосами. И худой, длинный, с острым и носом н хитрыми глазами. Моего старого знакомого звали Коля Гаврилов, а тех двоих: рыжего - Леха, длинного - Темный. Васьки на этот раз не было с ними. Может, он до сих пор сидит на сосне и смотрит в бинокль?
Все трое были в трусах. Коля сразу подошел ко мне, а Леха и Темный остались в лодке. Они с интересом рассматривали палатку, "Волгу" и надувные матрасы, которые выставили на солнце.
- Я к тебе по делу, - сказал Коля, - присаживаясь рядом. Я сидел под сосной н мастерил жерлицу. Для щук. Какое, интересно, у него дело ко мне?
- Не туда грузило привязал... - Коля отобрал снасть и заново перевязал грузило. - Вот так надо.
Я молча продолжал работать.
- Твой батька инженер? - спросил Коля.
- А что?
- Сорока хотел...
- Иди к черту со своим Сорокой, - сказал я.
Коля оглянулся на своих приятелей, которые остались в лодке, и сказал:
- Ты Сороку не ругай, он справедливый...
- Выкупал нас...
- Нечего было соваться на остров.
- Ваш остров, да?
- Наш.
- Вы что, помещики?
- На остров посторонним вход воспрещен, - сказал Коля.
Рыжий и длинный, они прислушивались к нашему разговору, подали голос с лодки:
- Моли бога, что лодку вернули.
- А этому, который орал (это про Гарика), - надо было холку намылить!
Как назло, Гарика нет! Ушел куда-то с Вячеславом Семеновичем. Посмотрели бы тогда, кто кому холку намылит!
- Молчали бы лучше, - сказал Коля своим воинственным приятелям. Он был настроен миролюбиво. Похвалил нашу лодку, посоветовал, где лучше рыбу ловить. Спросил про Деда. Сказал, что Дед ему один раз даже во сне приснился. Постепенно наши отношения наладились, и Коля в знак полного доверия рассказал мне историю Каменного острова.
История, которую рассказал Коля Гаврилов
- Давно это было. Знаешь, когда? Ну, когда красные и беляки воевали. В гражданскую. Меня тогда, понятно, не было и тебя тоже, а другие были. Которые сейчас старые. Вот они и рассказывают про это. Старые все помнят. Я сам сто раз слышал эту историю. Все было взаправду. Не веришь, спроси у любого в деревне. Об этом все знают.
Так вот, где теперь наш интернат, раньше жил помещик. У него фамилия смешная: Пупышев. Потом он удрал куда-то. Испугался революции. А в гражданскую помещичий дом занял белогвардейский штаб. И командовал тем штабом полковник Хмырин. Махонький, сухонький, а злой, как дьявол. Его свои же беляки и прозвали Плешатым Дьяволом. Потому как у него вместо волос одна лысина была. Желтая, как апельсин. Любил Хмырин людей мучить. Хлебом не корми, а дай человека помучить. Сам вешал, расстреливал. Одним словом, паскуда, каких на свете поискать.
Как-то беляки захватили в плен тридцать красноармейцев. Посадили их в лодки и переправили на остров, на этот самый, с которого вы шлепнулись... Да, так вот на этом острове они каждый день пытали людей. Хотели узнать у красных разные военные секреты. А те молчали. Каждый день на остров приезжал Плешатый Дьявол. И тогда начинались самые страшные пытки. Шомполами жгли, иголками торкали под ногти, руки отрубали. Иной раз солдаты, которые помогали Плешатому, падали в обморок. Не выдерживали. А красные терпели. А если сознание теряли, их водой отливали и снова пытали. Один остров все видел и слышал. Потому люди и прозвали его Каменным. Это тогда, давно прозвали, а потом забыли. А Сорока снова назвал остров Каменным...
Жил в нашей деревне один смелый человек. Здоровенный, как дуб. Он никого не боялся, даже Плешатого. И этот человек решил спасти красных. Он подговаривал на это дело и других, но только еще двое в деревне согласились помогать ему. Остальные очень боялись Дьявола. Говорили, что всех повесит и дома спалит. Смелый и те двое ночью подплыли на трех лодках к острову и кинжалами перерезали часовых. А красных на лодках перевезли на другой берег. И все это было сделано тихо, никто не услышал в помещичьей усадьбе.