Километров через пять, когда мы сделали первый привал, я вместе с Федей и Гариком стал на чем свет стоит проклинать Сороку. Из-за него почти голые бредем через глухой лес, а до дома еще так далеко.
Глава семнадцатая
Аленка и отец сидели на новенькой желтой скамейке. Этой скамейки еще утром не было. Без меня сделали. Они о чем-то разговаривали и даже не посмотрели в мою сторону, когда я появился на тропинке. И лишь мой верный Дед обрадовался, увидев меня. Он заулыбался и, виляя хвостом и пританцовывая, подошел ко мне. "Ты где был, пропащая твоя душа? - спрашивал Дед. - И меня с собой не взял? Хотя ты свинья, Сергей, я на тебя все равно не сержусь!"
Я почесал Деда за ухом и подошел к своим. Они все еще не замечали меня. Ну ладно - отец. Ему по штату положено в строгости воспитывать меня, а Аленка-то чего выкаблучивается?
- Щей бы побольше и картошки с мясом, - сказал я.
- Проголодался? - спросил отец.
- Где ты шлялся? - соизволила взглянуть в мою сторону Аленка.
- Я, может быть, по-настоящему заблудился... На меня, может быть, медведь напал... и это... обхватив лапами, стал лизать...
- Медведь, значит, лизал? - усмехнулся отец.
- Бедный, облизанный Сережа, - сказала Аленка.
Все это начало меня раздражать. Я все-таки восемнадцать километров с гаком отшагал. А они на лавочке сидят да еще насмехаются!
- Где твоя рубашка, штаны? - спросила Аленка. - Медведь слизал?
Про одежду я совсем забыл. Весь лень прошагал в трусах, привык.
- Действительно, где твое обмундирование?
- Потерял...
- Это интересно, - сказал отец.
- Кто-то лодку угнал, - сказал я. - Уходили - была, а пришли - нет...
- Куда уходили?
Я промолчал. Пока не накормят, ни слова больше не скажу.
- Я чувствую, от тебя сейчас правды не добьешься, - сказал отец. Натощак ты врешь плохо... Покорми его, Алена, - возможно, потом он придумает нам какую-нибудь историю повеселее.
Мы с Аленкой пошли в дом. В сенях она сказала:
- Твоя одежда дома. Ее парень принес, с которым мы на болото ходили. У него птичье прозиище... Сорока, что ли?
- Что он сказал?
- Мы сначала испугались, подумали, что ты утонул. Он говорит: "Не беспокойтесь, к вечеру вернется".
- Мы ему покажем, где раки зимуют... - сказал я.
- Суп теплый... Подогреть?
- Тащи какой есть!
Она налила целую тарелку супа с фасолью, на второе поставила на стол миску гречневой каши с молоком. И нарезала черного хлеба. Я накинулся на еду. Аленка сидела напротив и смотрела на меня. Я уплетал чуть теплый суп и косился на кашу. Я еще никогда не хотел так есть. Хотя там, в лесу, мне казалось, что больше всего на свете я хочу растянуться на кровати и заснуть. Последние километры были самыми тяжелыми. Даже привычный к таким переходам Федя Губин устал. Шел, чертыхаясь в адрес Сороки, и спотыкался. Он так и забыл рассказать эту историю про убитого мужика. Гарик до крови сбил о корень большой палец и хромал позади нас. Он тоже бубнил что-то угрожающее себе под нос. Если бы на дороге нам попался Сорока, от него мокрое место осталось бы.
Солнце напекло голову, плечи зудели. Хотелось пить, но за всю дорогу мы даже паршивой лужи не встретили. На привалах мы ложились голыми животами в пыль. Но кусачие лесные муравьи не давали долго прохлаждаться.
- А что еще говорил Сорока? - спросил я.
- О каких-то станках беседовали с отцом.
- Про бомбу говорили?
- Бомбу нашли? - оживилась Аленка. - В лесу, да?
- Отвяжись, - сказал я. - Ничего не нашли.
- Положить еще каши?
- Сыт по горло.
Аленка убрала посуду, порылась в кухонном столе и положила передо мной кусочек шоколада в блестящей обертке.
- Твоя доля, - сказала она.
От шоколадки я не стал отказываться.
- Вкусно? - спросила Аленка. Я с удивлением посмотрел на нее: с чего вдруг такая заботливая? Обычно посуду заставляет мыть, а тут сама все сделала, да еще шоколадом угощает и спрашивает, вкусно ли? Интересно, бывает шоколад невкусным?
- Выкладывай, что у тебя, - сказал я.
- Возьмешь меня на остров?
- Я туда не собираюсь.
- Сорока завтра будет ждать тебя в десять утра.
- Это он сказал? - удивился я. И даже забыл про шоколадку, которая немедленно расплавилась в моей руке.
- За тобой лодка придет.
- А может быть, вертолет прилетит? - пошутил я. Признаться, я ничего не понимал. Сорока приглашает меня на остров. Когда я хотел туда забраться, он спровадил меня кверху тормашками в воду, а теперь приглашает. Не иначе, как на судилище. Не будет же он мне ручку жать за то, что мы бомбу бросили?
- Возьмешь? - спросила Аленка.
- Чего же ты у него не попросилась?
- Неудобно.
- Посуду вымыла? Вытри стол... А теперь бегом в лес за цветочками...
В другой бы раз Аленка так и взвилась, а тут лишь спросила:
- Хочешь пирога с повидлом?
Заинтриговал остров Аленку не на шутку. А может быть, Сорока?
- Мы с Гариком отправимся, - сказал я.
- Он тебя приглашал, при чем тут Гарик?
Я понял, что от Аленки не отвяжешься. Пускай плывет со мной. Жалко, что ли? Конечно, с Гариком бы лучше... И так все равно ничего мне Сорока не сделает. Не я эту дурацкую бомбу бросал.
- Сердитый был? - спросил я.
- Я ведь его плохо знаю...
Дожевывая пирог с повидлом, я размышлял: плыть на остров или нет? Конечно, Сорока станет выяснять: кто бросил бомбу? Только от меня он ничего не добьется. Не на такого напал. А на острове мне очень хотелось побывать. Вряд ли когда-нибудь еще такой случай представится. Не будут же они меня поднимать на веревке? Узнаю, где ход. Аленку я обязательно возьму, при ней Сорока и его дружки не будут особенно распускать свои языки. Все-таки девчонка.
В комнату вошел отец.
- Ну, что там с вами приключилось? Только не ври, троглодит, а то мне будет стыдно за тебя. Уж лучше ничего не рассказывай.
- Ладно, - сказал я. - Не буду рассказывать.
Глава восемнадцатая
Коля Гаврилов появился утром. В руках у него был брезентовый мешочек, тот самый, с которым я увидел его в первый раз. Мы с Аленкой ждали его... Думали, что он появится со стороны острова, но Коля пришел по берегу. Вернее, приплыл. Волосы мокрые, трусы только что выжаты.
- Поплывем на вашей лодке, - сказал Коля.
Мы с Аленкой не возражали. Я предложил и Гарика захватить, но Коля сказал, что не надо. Обычно разговорчивый, он сегодня помалкивал. На меня старался не смотреть. Упал я в Колиных глазах. И все из-за Федькиной бомбы. Еще раньше, чем появился Коля, к Гарику пожаловал Гриб. Они растянулись на траве, рядом с машиной, и о чем-то толковали. Когда я подошел, они замолчали.
- Твое барахло вернули? - спросил Гарик.
- И банку с червями, - сказал я.
- Мне тоже все принесли.
- А мне ни шиша, - ввернул Федя.
Я сказал им, что меня пригласили на остров. С Сорокой буду беседовать. Вот только зачем я ему понадобился - ума не приложу.
Гарик с Федей переглянулись.
- Тебя не тронут, - заметил Гриб.
- Запомни, где у них вход, - сказал Гарик.
- Ладно, - пообещал я.
- Про бомбу не ляпни, - предупредил Федя.
У них было что-то на уме, я видел по глазам, но допытываться не стал. Не хотят говорить - не надо.
Втроем - я, Аленка и Коля - мы подплыли к острову.
- Кто в лесу книжки читает? - стал разговаривать с Аленкой Коля. На меня он по-прежнему не смотрел. - Книжки и в городе можно читать, а тут природа. Я бы на твоем месте весь день ходил по лесу. Сколько тут земляники! Где еще такой бор найдешь? А озеро? Когда сюда из города приезжают, так им не до книжек. Тут знаменитый артист с месяц жил. Фамилию забыл... Его часто по радио передают. Он стихи читает, а здесь все время пел. Умываться идет - поет. В лес идет - поет. Громко так. На охоту идет поет. Он ни разу никого не застрелил. А все одно был веселый. Сумка пустая, а пост. Эти... серенады из разных опер... "О дайте, дайте мне свободу..." Как же его фамилия? Трудная какая-то. Уехал, когда дожди зарядили. У нас, бывает, как зарядит, так на неделю. Вот начнутся дожди - и читай...