— Будем лодку смолить? — спросил Гарик.
Мы заметили, что наша лодка стала протекать. Сначала помаленьку, а потом всё больше и больше. Один рыбачит, другой воду вычерпывает. Причём это надо делать тихо, а то рыба отойдёт. Один раз мы с Гариком чуть не утопили лодку. Плотва так хорошо стала брать, что мы забыли про течь. Больше половины лодки набралось воды. Еле кружкой вычерпали.
Вар мы растопили на огне и стали смолить щели. Чёрная горячая капля упала на ногу, и я завопил так, что Алёнка из дома выскочила.
— Змея? — спросила она.
— Ещё хуже, — ответил я, сковыривая тягучую каплю с ноги.
— Помочь вам? — спросила Алёнка.
— Обойдёмся, — ответил Гарик, не поднимая головы.
Алёнка пожала плечами и ушла. Перестал Гарик бегать за ней. Понял, что бесполезно. По-моему, это сестрёнку озадачило. Когда за девчонками перестают бегать, они переживают.
Ещё издали мы заметили моторку. Она шла к нашему берегу. У мотора стоял худенький мальчишка. На голове — большая соломенная шляпа. Кажется, я его видел на острове.
Моторка ещё не успела пристать, как из леса вышла ватага ребят во главе с Сорокой. Лётчиков с ними не было. Остались в избушке. Сейчас на озере делать нечего. Солнце в зените. В такое время рыба не клюёт. А вот часа через три — другое дело. Как начнёт играть — всё озеро в маленьких кругах. Сначала играет мелочь, потом начинает окунь. Вот рыбёшки заволнуются! Некоторые выскакивают из воды и удирают от обжоры по поверхности. Только животы сверкают. А ещё позже у берегов забултыхается щука. Ударит, а потом долго на этом месте круги расходятся.
Ребята стали усаживаться в лодку. Алёнка, увидев в окно Сороку, схватила порожнее ведро и пошла к озеру за водой. Хотя я убеждён, что в этот момент вода ей была ни к чему. Шла она медленно, и ведро покачивалось в руке. Гарик ни на кого не смотрел. Он заливал горячим варом щели.
Все уже в лодке. Ждут Президента. А он стоит на берегу и смотрит на нас. Алёнка подняла платье выше колен и зашла в воду. Зачерпнула ведром, выпрямилась и, взглянув на Сороку, медленно пошла обратно. Ведро оттягивало руку, и Алёнка немного изогнулась. Вода плескалась на её загорелые ноги. Но Сорока смотрел в нашу сторону. Алёнка поставила ведро на крыльцо и уселась на ступеньку. Она бы обязательно заговорила с Сорокой, если бы не мы.
— Чего он глазеет? — негромко спросил Гарик.
Сорока подошёл к нам. Гарик смолил лодку, я помогал ему.
— Возьми, — Сорока протянул Гарику… часы. Ну да, Алёнкины часы!
Гарик взял их и стал разглядывать. А Сорока, больше ни слова не говоря, пошёл к своей лодке. Мы с Гариком смотрели ему вслед. Вот он вскочил в лодку, Коля дёрнул за шнур, раз, другой, мотор затрещал, и лодка понеслась к острову.
— Почему он мне отдал? — сказал Гарик.
— За патрон, — догадался я.
— Чудак, — сказал Гарик. Он улыбался.
Подошла Алёнка. С любопытством посмотрела на нас.
— Что у тебя в руке? — спросила она.
Гарик разжал ладонь.
— Нашлись! — воскликнула Алёнка.
— Сорока нашёл, — сказал Гарик.
— Ты сказал ему спасибо?
— Не успел.
Алёнка сложила руки рупором и крикнула: «Спа-си-бо-о!»
«Си-бо-о!» — откликнулись берега. Лодка была далеко, и потом мотор трещал так, что Сорока, будь он ближе, всё равно бы не услышал.
Алёнка приложила часы к уху, вздохнула:
— Они будут ходить?
Гарик взял часы, положил в карман.
— Будут, — сказал он.
Глава тридцать четвёртая
Вечером Алёнка опять в камышах поймала большого леща. Она не смогла его подвести к лодке. И тогда, прыгнув в воду, поплыла к берегу, волоча за собой удилище. Правда, лещ не упирался. Он смирно плыл на крючке. И, вытащенный на берег, лежал спокойно. Лишь глаза его ворочались, наблюдая за нами.
Мы с Гариком осмотрели леща. Большой, килограмма на два. Только очень спокойный. Верхняя губа была у него поранена. Алёнкин крючок застрял в нижней губе.
— Всё ясно, — сказал я.
— Хороший лещ, — сказал Гарик.
Алёнка посмотрела на нас и спросила:
— Завидно?
— Такие лещи не каждый день попадаются, — ответил Гарик.
— Почему-то только тебе, — сказал я.
— Вы тоже становитесь на это место.
— У нас не клюнет… — сказал я.
— А ну вас, — сказала Алёнка и, забрав леща, пошла его чистить.