— В щеку. — Аленка похлопала себя по щеке. — В эту.
— Надо искать здесь, — ткнул я пальцем в другое место.
— А может быть, лодка была в другом месте? — спросил Гарик.
Аленка посмотрела на остров, наморщила лоб.
— Темно ведь было, — сказала она.
Гарик не спеша пристегнул ласты, надел маску, взял трубку в рот. Он стал похож на огромную лягушку. Помахав нам рукой, прыгнул в воду. Немного поплавав, он сделал вдох и нырнул. Я видел, как в озерной прозрачной воде мельтешили его ноги в ластах. Вот он коснулся рукой дна и сразу исчез в облаке желтой мути. На поверхность стали выскакивать большие белые пузыри. Вода заволновалась. Вынырнул Гарик. Покачал головой и, отдышавшись, снова опустился на дно…
Гарик лежит на корме. Грудь его часто поднимается и опускается. Одна рука свесилась с лодки. Как у неживого. Не нашел Гарик Аленкины часы. С час нырял он на дно, пока не выбился из сил. Аленка стала уговаривать, чтобы он бросил эту затею. Зарылись часы в ил, теперь не найдешь их. Гарик только мотал головой и снова погружался в воду. Последний раз он долго не показывался. Я уж подумал, не захлебнулся ли он. А когда вынырнул, то еле забрался в лодку. Он сказал, что на глубине вода холоднее. Ручьи там какие-то бьют.
Отдохнув, он снова принялся за поиски. Я не знал, что он такой упрямый. Нам с Аленкой надоело сидеть в лодке сложа руки и ждать.
— Окунь твоими часами позавтракал, — сказал я. — Окуни любят блестящее. Я читал.
— Вот бы поймать его!
Послышался шум мотора. Из-за излучины показалась лодка. Она замедлила ход. На лодке огромная копна сена. Коля Гаврилов с любопытством посмотрел на нас и спросил:
— Утопленника ищете?
Аленка сказала, что уронила часы. Из-за Колиной спины выглянул Сорока.
— Часы? — спросил он.
В этот момент вынырнул Гарик. В руке он что-то держал.
— Нашли! — крикнул я.
Однако это были не часы. Когда Гарик разжал ладонь, мы увидели зеленую гильзу. Больше нырять он не стал. Забрался в лодку и содрал с лица маску.
— К черту, — сказал он. — Все исползал — нет!
— Золотые? — спросил Коля.
— Папа подарил, — сказала Аленка.
— Брось сюда гильзу, — попросил Сорока. Гарик, мельком взглянув на гильзу, швырнул ее в моторку. Сорока на лету поймал. Внимательно осмотрев, сказал:
— От японского карабина.
Они уплыли. Я тоже сел на весла. Аленка, проводив взглядом моторку, перевесилась через борт и чертила воду пальцем. Гарик лежал на корме. От маски у него на лбу осталось багровое пятно.
— Когда у тебя день рождения? — стал вспоминать я. — В ноябре? Недолго ждать. Папа новые подарит.
— Хватит об этом, — сказала Аленка. — Часов нет — нечего о них и говорить.
Она сбросила платье и, поправив на шее тесьму от купальника, прыгнула в воду. По-мальчишески, саженками, поплыла к берегу.
— Озеро вон какое огромное, — сказал я. — Знаменитый водолаз и то не найдет.
— Зачем ему стреляная гильза? — сказал Гарик.
Глава тридцать третья
В субботу, часа в два, мы наблюдали такую картину: с острова один за другим прыгали в воду ребята. Мы с Гариком насчитали двенадцать прыгунов. Островитяне взяли курс на наш берег. Они плыли наперегонки. Двенадцать черных и белых голов мелькали в воде. Когда пловцы приблизились, я стал их узнавать. Лидировал, конечно, Сорока. Он метров на двадцать оторвался от всех. Вторым шел Темный. За ним растянулись остальные. Где-то в середине плыл Коля Гаврилов. Рыжий Леха молотил воду руками и ногами позади всех.
Лицо у Сороки было какое-то странное. Одна щека вздулась, словно его ужалила оса. Вот он доплыл до берега, выплюнул в ладонь круглый блестящий предмет. И щека сразу стала нормальной. Это был секундомер. Пловцы один за другим подплывали к берегу, и всякий раз Сорока смотрел на секундомер. Лишь Леху не стал дожидаться. А тот, выйдя на берег, с надеждой спросил:
— Лучше, чем в прошлый раз?
— Лучше, — ответил Сорока.
Президент поздоровался с нами и направился в лес. К большому муравейнику. Я был там. Крышу сделали. Домик получился неплохой. Серая шиферная крыша виднелась издали. На дверях деревянный засов. Замка не видать. Когда в домике никого нет, то палка стоит поперек. Я не стал заходить в избушку, лишь взглянул в окно. Пол настлан, в углу стружки и щепки. Вдоль стен — деревянные нары. И грубо сколоченный стол. А больше ничего нет. Необжитой еще дом.
Проводив их взглядом, Гарик сказал:
— Не скучают ребята.
Я предложил сходить к большому муравейнику, но Гарик отказался. У него опять забарахлила спиннинговая катушка. А потом, с минуты на минуту должна прийти Аленка. После дождя пошли первые грибы. Она с отцом отправилась на разведку.
Когда отец вернулся в тот раз с острова, мы спросили, где это он пропадал. Отец, не моргнув глазом, ответил, что прогуливался.
— Садись ужинать, — предложила Аленка.
— Не хочется, — ответил он.
— Сыт воздухом? — сказала Аленка. — Или ухой, которой тебя угощали на острове?
Отец очень удивился и стал допытываться, откуда мы узнали, что он был у ребят в гостях.
— Собственных детей обманываешь… — стала стыдить Аленка.
— Нехорошо, — добавил и я.
Отец смутился и сказал, что мы сами виноваты. Не заслужили доверия. У ребят свои законы, и они сами решают, кого можно пускать на остров, а кого нельзя.
— И без острова проживем, — сказала Аленка.
— Удивительные мальчишки… — сказал отец.
Все это я вспомнил, шагая к большому муравейнику. Я думал, что увижу там лишь мальчишек с острова, но каково было мое удивление, когда я увидел большой зеленый грузовик и летчиков. Они сидели на лесной поляне перед домом и разговаривали с ребятами. У избушки лежали сумки, мешки, к стене приставлены бамбуковые удочки. Приехали рыбачить. По лесной дороге, по которой я, Гарик и Федя возвращались с Каменного Ручья.
Вот для кого ребята построили избушку. Здесь будут летчики жить. С субботы до воскресенья. До избушки им удобнее добираться, чем до острова. Здесь близко проходит дорога. На машине можно всегда подъехать.
Я вернулся на берег и сообщил Гарику, что прибыли летчики.
— Ну и что? — сказал он.
Аленка с отцом еще не вернулись.
— Видел я сегодня вашего черта с рогами, — помолчав, сказал Гарик.
— С рогами?
— Это Президент с аквалангом… Хозяин озера.
— Понял теперь, почему у Аленки лещи клевали?
— Дает Президент! — сказал Гарик.
Примчался Дед. Немного погодя показались отец и Аленка.
— Мы нашли один белый! — сообщила Аленка.
Значит, пошли белые грибы. Их называют колосовики. Они появляются на свет, когда рожь начинает колоситься. Это Коля мне сказал.
Кроме белого, в корзинке лежали маслята и два маленьких подберезовика.
— На обед — жареные грибы с картошкой, — сказала Аленка.
Отец сел на траву и стал стягивать резиновые сапоги. Он всегда их надевал, когда шел в лес. Наверное, змей боялся.
— Я знаю, почему у тебя лещи клевали… — сказал я Аленке.
Гарик толкнул меня. Я прикусил язык.
— Больше не берут, — ответила она.
— Не приходил Сорока? — спросил отец.
— Твой друг? — сказал я.
— Ты без него жить не можешь, — добавила Аленка.
— Хочу посмотреть на антенну, — сказал отец. — А вы знаете, какой она величины?
— Нам неинтересно, — сказала Аленка.
— А этот Сорока — упрямый человек… Сам хотел токарный станок собрать и установить. Двое суток не вылезал из мастерской… Даже на обед не ходил. Приносили ему в котелке.
— Герой… — усмехнулся Гарик.
— Токарный станок собрать и установить — штука хитрая… Директор интерната, когда увидел на полу кучу деталей и испачканного в машинном масле Сороку, за голову схватился: дескать, все пропало! Ну и позвал меня. Пришел — он сидит на полу, глаза красные: шутка ли, две ночи не спал. И говорит мне: «Я буду собирать, а вы молчите. Когда ошибусь, скажите…» Таким образом и работали. Он собирал, а я молчал… Вскинет на меня глаза, улыбнется и орудует ключами да отвертками. Станок он собрал, я лишь электрооборудование установил. Я ему говорил, что техника — это его призвание, а он вбил себе в голову что-то другое…