— Где же он? — спросила Аленка.
Гарик не принимал участия в разговоре. Он перебирал пожелтевшие бумаги в папке. Лицо у него было сосредоточенное. Вдруг папка соскользнула с его колен и упала в траву. Бумаги рассыпались.
— А это откуда у тебя? — спросил он.
Сорока, мельком взглянув на фотографию, которую Гарик держал в руках, нагнулся за бумагами.
— Без архива нас оставишь, — сказал Президент, подбирая документы.
Гарик молча разглядывал старую фотографию с отломанным углом. На ней были изображены летчик со Звездой Героя, молодая женщина в свитере и большеглазый мальчик в матроске лет пяти. На черной ленте бескозырки надпись: «Грозный». Мальчик сидел у летчика на плече. Летчик и женщина улыбались, мальчик был серьезен.
Сорока осторожно потянул фотографию из руки Гарика, но тот снова вырвал ее.
— Осторожнее, — сказал Сорока. — Порвешь.
— Где ты ее взял? — снова спросил Гарик. И голос его показался мне незнакомым.
Сорока заглянул ему в лицо и с надеждой спросил:
— Ты его знаешь?
Гарик выхватил у Сороки папку и снова стал рыться в ней. Нашел какую-то газетную вырезку, быстро пробежал глазами. Мы с удивлением смотрели на него. Но он, наверное, забыл про нас. Выхватывая из папки листы, он читал их один за другим. Когда листы кончились, Гарик снова взял фотографию и спрятал ее под рубашку. Сбоку взглянув на Президента, он сказал:
— Я возьму ее…
— Это почему? — спросил Сорока.
— Жаль?
— Это очень ценная для нас фотография…
— Я ее все равно не отдам, — сказал Гарик.
— Вот как… — Сороки стал злиться. Но Гарик отвернулся от него и посмотрел на сосну, с которой недавно слез мальчишка. Тот самый, который сообщал, на какую высоту поднялся шар-зонд. Гарик подошел к дереву, поплевал на ладони и полез. Вот он скрылся в ветвях. А немного погодя мы услышали:
— Ты не сердись, Сорока, но фотографию я не отдам…
— Не понимаю! — крикнул Сорока.
— Что с ним? — сказала Аленка.
— Не знаю, — ответил я.
Гарик спустился, посмотрел на руки. К ним пристала смола.
— Вид красивый… — сказал он. — Сверху.
— Красивый… — повторил Президент.
Гарик осторожно вытащил фотографию, протянул ему:
— Забирай… У меня такая же была… Это мой отец, мама и я.
Глава тридцать шестая
Я подумал, что Гарик нас разыгрывает. Но взглянув на него, понял, что это не так. Лицо у Гарика серьезное, в глазах — грусть. Он смотрел куда-то мимо нас. Я вспомнил нашу первую встречу на шоссе. Когда мы сказали, что идем в Островитино, Вячеслав Семенович и его жена переглянулись. «В Островитино?» — переспросил Вячеслав Семенович. А Гарик сказал: «Приедем!» И потом, когда мы приехали в деревню разыскивать родственников, Вячеслав Семенович жалел, что они где-то далеко, в поле… И эта история в Калининграде. Гарик там встретил в зоопарке инженера, который взял ему билет в Москву. Этот инженер и есть Вячеслав Семенович. Значит, не случайно они приехали сюда. Привезли Гарика на родину его деда и отца.
Сорока первый опомнился. Он посмотрел на фотографию и вложил ее Гарику в руку.
— Она твоя, — сказал он. Потом сложил руки рупором и крикнул: — Все ко мне!
— Погоди, — сказал Гарик.
— Отставить! — крикнул Президент. Мальчишки, человек пять, уже прибежали, удивленно посмотрели на Сороку и разошлись.
— Почему Смелый? — сказал Гарик. — У него ведь другая фамилия…
— В деревне так звали его. И те, которых он спас от смерти.
— Смелый… — повторил Гарик.
— Мы нашли его могилу.
— Где она?
— Пойдем, — сказал Сорока.
Мы с Аленкой смотрели на Гарика и молчали. Мы все еще не могли взять в толк, что Гарик — это не тот Гарик, а другой — сын героя.
— Вот ты и нашелся, — наконец проговорила Аленка.
— Даже не верится, — прибавил я.
Огромная ель раскинула свой шатер над могилой Смелого. На невысоком холме — камень-валун. Из-под него выбивалась трава, в гуще зеленых листьев краснела земляника. Из-под камня выскочила маленькая ящерица. Приподнявшись на передних ножках, посмотрела на нас и исчезла. На валуне надпись, вырубленная зубилом: «Смелый». Мы долго стояли у могилы. Ель шумно вздыхала над нами. В гуще ветвей негромко свистели птицы. Откуда-то прилетела крапивница. Села на камень и сложила свои красные с черными крапинками крылья вместе. И сразу стала некрасивой. Слышно было, как плескалась о берег вода.
— Он был высокий, с черной бородой… Кузнец. Он мог узлом завязать железный прут… — Гарик секунду помолчал. — Кузница его стояла у самой воды. Он закаливал железо, хватал клещами раскаленную болванку, бежал с ней к озеру и окунал. И пар поднимался выше кузницы… — Гарик улыбнулся: — А больше я ничего не помню… Это рассказывал отец.
— Верно, он был кузнец, — сказал Сорока.
— И сейчас там кузница?
— Сгорела.
— Который уехал на «Волге», он кто тебе? — спросил Сорока.
— Друг, — ответил Гарик.
— Он хороший рыбак, — сказал Президент. — Не жадный!
Облако на миг закрыло солнце, и тень скользнула по камню. Бабочка распустила крылья и сразу снова стала красивой, как цветок, сорванный ветром. Ушло облако, и снова над нами засияло солнце.
Глава тридцать седьмая
Едва солнце скрылось за озером, мы с Гариком пошли в сарай. Завтра идем за лещами. Я поклялся, что встану вместе с ним. Так рано мы еще не ложились, поэтому никак не могли уснуть. Ворочились с боку на бок в сене, но сон не приходил.
— Славик скоро приедет, — сказал Гарик.
— В Москву?
— У них отпуск кончается.
— Живи здесь до сентября!
— Там видно будет, — ответил Гарик.
— Где ты жил, когда из дому убежал?
— Давай спи, — сказал Гарик.
— У Вячеслава Семеновича?
Гарик не отвечал. Заснул, наверное. Я сжал веки и стал считать до ста. Сосчитал. Стал считать еще до ста, и тут дверь с тягучим скрипом отворилась, на пороге показался Сорока.
— Где вы тут закопались? — спросил он.
Пришлось вылезать из-под одеяла.
— Я за тобой, — сказал Гарику Президент.
— Мы тут пораньше легли…
— Ребята ждут.
— А я при чем? — сказал Гарик.
— Оделся? — спросил Сорока. — Пошли.
Гарик нехотя вышел вслед за ним из сарая.
— А может быть, не стоит? — сказал он.
— Бунт поднимут, — сказал Президент.
— Чего я им расскажу?
— Познакомишься поближе…
Гарик пощупал скулу, усмехнулся:
— Уж куда ближе…
— Стоит ли вспоминать? — сказал Сорока.
Они пошли к лодке, на которой приплыл Президент.
— Хочешь с нами? — спросил Гарик.
Я занес было ногу, но Сорока сказал:
— Ты не обижайся, Сергей…
— Тогда и я вылезу, — сказал Гарик.
Они заспорили, и я отошел от лодки. По-видимому, Сорока убедил Гарика. Оттолкнув лодку от берега, они уплыли.
— Не взяли? — услышал я голос Аленки. Она стояла на крыльце и смотрела на озеро. Лодка маячила смутным пятном. Над озером сгустились сумерки. Я понимал, почему меня не взял Сорока. Он не хотел опять ссориться из-за меня с ребятами. Я слышал, как у большого муравейника они нападали на него. А в том, что у них порядки строгие, я мог убедиться на примере Коли Гаврилова.
— Тебе нравится Сорока? — спросил я сестру.
— С чего ты взял?
— Вижу, — сказал я.
— Ты мне надоел, Сережка!
— Не будет он бегать за тобой…
— Ты еще глупый, — сказала Аленка.
На острове ярко горел костер. Гарик и Сорока, наверное, уже приплыли. Леха Рыжий подаст им ложки, и все начнут уписывать уху. А потом Гарик расскажет про свою жизнь…
Из дома вышел отец. Увидев меня, удивился:
— Ты же спать собрался?
— Успеется, — ответил я.
Рубашка у отца белая, и поэтому руки и шея кажутся черными.
— Не пора ли нам домой, троглодиты?
— У тебя отпуск до сентября, — сказала Аленка.