«Я не… не понимаю…» — проговорил он наконец.
Генерал и впрямь растерялся. Я чувствовал его страх. Я отпустил его и устыдился, что вышел из себя.
«Да, — кивнул я. — Вижу, что не понимаете».
Я поправил сюртук и откинул завесу над входом.
«Идемте, — окликнул я генерала. — Пусть Гарднер[60] делает свою фотографию, и покончим с этим».
Через месяц президент освободил Макклелана от командования.
Эйб выехал из ставки в Шарпсберге и решил сам оценить последствия сражения. Увидев изуродованные, окоченевшие тела по берегам Энтитем-крик, президент не выдержал — слишком много боли накопилось в душе.
Я плакал, ведь каждый из этих мальчиков был Уилли. У любого из них остался отец, на которого, как и на меня, пало проклятие; и мать, которая рыдает, как и моя Мэри.
Эйб около часа просидел рядом с трупом одного из солдат. Президенту сказали, что снаряд разнес юноше голову.
Его затылок раскололся, большая часть кости и мозга отсутствовала, поэтому лицо мальчика покоилось на земле, словно опустевший мешок из-под зерна. Меня отталкивало это зрелище, но все же я не мог отвести глаз. Этот мальчик — безымянный мальчик — проснулся сентябрьским утром, еще не зная, что ему не суждено увидеть завтрашний рассвет. Он оделся, позавтракал. Храбро ринулся в бой. А потом погиб, и вся его жизнь обесценилась перед лицом единственной неудачи. Весь его опыт, прошлый и грядущий, окончился на незнакомом поле вдали от дома.
Я оплакиваю его родителей, братьев и сестер. Но по нему я не скорблю, ибо верю теперь в старую поговорку: «Лишь мертвые дождались конца войны».
IV
Сражение при Энтитем-крик обернулось чудовищными потерями, но тем не менее принесло Эйбу долгожданную победу. 22 сентября 1862 года Линкольн подписал первую прокламацию об освобождении рабов, согласно которой все рабы в мятежных штатах объявлялись «навеки свободными».
Реакция последовала незамедлительно. Аболиционисты считали, что президент прибег к полумере, освободив только рабов в южных штатах. Те, кто придерживались умеренных взглядов, опасались, что южане ответят на прокламацию еще более яростным сопротивлением. Некоторые из солдат-северян грозили поднять мятеж: они утверждали, что бьются за Союз, а не за «освобождение [негров]».
Эйбу не было до них дела.
Его волновал только отклик самих рабов. Судя по сообщениям, которые начали поступать в конце 1862 года, надежды Линкольна оправдались.
Сегодня я получил ошеломительное известие от наших союзников из Нью-Йорка. Сьюард пересказал мне историю недавнего восстания на плантации неподалеку от Виксберга, штат Миссисипи. Я уверен, что повествование ничуть не приукрашено, ведь новость поведал беглый негритянский мальчишка, который видел все собственными глазами.
«Счастливое известие об [освобождении] они получили утром, — рассказывал Сьюард. — Негры обрадовались и начали распевать восторженные песни. Однако хозяева веселья не одобрили и принялись охаживать негров плетьми. Одну девушку схватили и заковали в колодки. Обычно, если с рабом так поступали, больше он не возвращался к своим. Негры же, вместо того чтобы смириться с жестокостью, как они всегда делали раньше, собрались и все вместе окружили сарай для откорма скота, в который утащили девушку. Они ворвались внутрь, размахивая серпами и косами, и их глазам предстало такое зрелище, что даже храбрейшие из бывших рабов вскрикнули от страха. Двое белых с какими-то нечеловеческими глазами склонились над закованной девушкой и окровавленными ртами прильнули к ее обнаженной груди. Негритянка уже потеряла сознание. Ее кожу окрасила неестественная бледность. Негры вскинули оружие и бросились на негодяев, полагая их смертными. Но вампиры перемещались с такой скоростью, что нападавшие растерялись. Вампиры метались по сараю, с легкостью насекомых запрыгивая на стены, а вокруг них плясали лезвия. Первые из нападавших немедленно погибли: заостренные когти рвали горло, а руки наносили такие сокрушительные удары, что люди падали замертво. Вампиров задавили числом. Шестеро негров схватили каждого из них, выволокли из амбара, поставили к поилке для скота и обезглавили».
Земля полнилась слухами. Дни вампиров в Америке были сочтены.
Девятнадцатого января 1863 г. Эйб выступал перед пятнадцатью тысячами слушателей. Он достал из кармана листок, развернул его, откашлялся и заговорил: