Он сделал паузу. Вымуштрованный зал, сначала нерешительно – отдельными робкими вспышками аплодисментов, а затем громогласно, заполнил своды бурными овациями.
Президент, освещенный лучами софитов, казалось наслаждался поддержкой зала, как проявлением его величайшего фурора. Звук этих «волн» ласкал его слух. Он слушал их, не в силах поднять руки, не в силах остановить. Но, не обласканный слух заставил его остановиться, а гулкая пустота, там, где раньше было место желаний и помыслов, стремлений и упорства, граничащего с упрямством. Там где вскипали самые амбициозные планы, самые смелые мечты. Стремление превзойти себя и своих предшественников. Там где раньше черпал он страсть и силу для работы, теперь была вязкая тишина. Аплодисменты постепенно стихли, давая продолжить, но Президент безмолвствовал. Самые настороженные и пугливые начали озираться по сторонам, не зная как реагировать и ища поддержки. Время текло очень медленно. Наконец тишина стала настолько невыносимой, что кто-то не выдержал и подскочив с места, снова начал хлопать. Новые и новые люди в зале поднимаются на ноги и вливаются в стройные ряды хлопающих. Крики поддержки вторят аплодисментам в зале.
Президент, восхищенный этой поддержкой, снова почувствовал небывалый подъем. Он горделиво поднял подбородок, словно устремляя взор к вершинам, что неминуемо будут покорены. Стать вновь вошла в его поникшее, сжавшееся тело. Он подобрался, вытянулся в струну, кажется даже прибавил в росте. Решительным жестом он сорвал верхнюю страницу речи, лежащей перед ним и начал читать. Чем сильнее и уверенней гремел его голос, тем реже он обращался к листам лежащим внизу, тем явственней проступали в голове слова, что долгие годы он повторяет с трибун. Такие близкие и понятные, такие естественные и удобные.
Подул свежий воздух. Кажется кто-то все же заметил микроскопические капельки пота, что выступили на его лбу. Теперь гораздо легче. Он с новыми силами и упоением продолжил оглашать, заученную бесчисленными повторениями, речь.
Когда но закончил – зал неистово ревел от восторга.
Он обернулся назад, туда, где пара больших экранов замерла в моменте наивысшего торжества его выступления.
Его лицо, такое бывает лишь в самом расцвете сил, когда ты уже не молод, но по прежнему тверд и силен, когда силы твои, еще значительные, расточаются через призму мудрости и опыта. О, это торжество в глазах. Бесконечная уверенность в безграничности твоих возможностей, в собственном величии. Как блаженно это чувство.
Команда, что все снято, вырвала его из восхищенного оцепенения. Люди, его почитатели и самые преданные поклонники, хлынули на сцену. Множество знакомых, таких близких, понятных и даже по своему родных лиц, окружили его – выражая благодарность, уверяя в вечной преданности и почитании, восхищаясь и признавая за ним единственный пример и мотив их жизни. Он пожимал их руки, говорил с ними, благосклонно шутил, упиваясь этим моментом.
Затем охрана неторопливо и деловито оттеснила почитателей и его вывели из зала. Ему нужен был отдых и покой.
Зал постепенно пустел. Лишь сгорбленные старухи, уборщицы, деловито и спесиво собирали мелкий мусор в зале. Время от времени перекидываясь соображениями, что за всю свою славную и продолжительную карьеру, они не видели больше мусора, чем здесь и сейчас.
Лишь двое остались в зале.
– Нет. Ты слышал? Он снова внес изменения в речь. Мы ведь все написали как следует. Строптивый старик… – презрительно сказал один. Он развалился на стуле, сложив руки на груди, а его ноги, закинутые одна на другую, покоились на бархатном зеленом сукне соседнего стула.
Второй как-то рассеяно кивнул, словно его мысли были сейчас где-то далеко.
– Он по прежнему так нам нужен? – снова заговорил первый.
– Люди ему верят. Нам это и нужно – снисходительно улыбнулся второй, наконец выйдя из раздумий.
– Люди? А они нам зачем?
– Да, без них все было бы гораздо проще. То, что мы продаем могут извлечь и сами покупатели. Мы же продаем лишь права на извлечение. Люди в таком количестве нам действительно не нужны. Но они есть и с этим нужно как-то работать. Просто поверь. Как тут все устроено, это оптимальный вариант. Мы держим их впроголодь, так они более податливы. Но есть один важный момент, если их перестать кормить совсем, будет только хуже. Лучше тебе не знать куда они придут, когда им нечем будет накормить своих детей. По этому он нам и нужен. Он символ того, что принято называть государством. Пока есть яркий символ – есть государство и слепая вера в него, а если символ убрать, то последствия не заставят себя ждать и будут очень неприятными.