— Рад, что вы смогли прийти, — бросил он на ходу — как будто у Брентона был выбор.
— Мне всегда приятно видеть вас, Уоллис, — ответил Брентон, понимая, что начинает разговор с лживой лести.
— Хотите посмотреть новые картины? Мы с Салли вышли на одного антиквара в Мидтауне. — Литман подошел к стене, на которой под плафонами подсветки висели забранные в роскошные рамы картины. — Это Ремингтон… Вон там Ренуар.
С уст Литмана слетали известнейшие имена, но на сами картины он даже не взглянул. Брентон понял, что живопись служила для него не источником наслаждения, а средством произвести нужное впечатление.
Они прошли в кабинет, и Уоллис сел. Брентон заметил, что, когда он небрежно откинулся на спинку обтянутого красной кожей кресла, на его дорогом костюме не образовалось ни единой складки, а плечи не уехали вверх. Наконец он поднял взгляд на перепуганного телеведущего.
— Брентон, у нас возникли проблемы.
— Большинство проблем можно решить.
— Как знать, как знать…
Внутри у Брентона все оборвалось, но ни единый мускул не дрогнул на его лице — давали себя знать годы, проведенные перед камерой в живом эфире.
— Я не буду делать вид, будто понимаю, что заставляет людей смотреть телевидение, — продолжал Уоллис. — Когда я купил «Юнайтед Бродкастинг», то был поражен — какую дрянь требует от нас публика. Однако мы работаем в масс-медиа, которое живет за счет рекламодателей, и если мы не будем рекламировать аспирин, то нам придется его жрать, потому что тогда нам обеспечена головная боль.
— Уоллис, не стоит принимать всерьез ноябрьские рейтинговые сводки. Поймите, на Западном побережье по выходным и понедельникам Эй-би-си транслировала футбольные матчи, выходившие за программную сетку, а нашу передачу в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе предваряла чудовищная синдицированная программа «Мир животных». Она нацелена прежде всего на молодого зрителя, поэтому новости не успевают собрать аудиторию… Эти два сегмента рынка охватывают десять процентов населения. В этом вся беда. — Брентона попросил аналитический отдел аргументировать снижение рейтинга. Он уже полез в карман, чтобы достать демографический отчет, но Уоллис остановил его.
— Брентон, я не желаю видеть демографические выкладки — мне нужен рейтинг. Факт остается фактом — вы теряете зрителя. Могу ли я с чистой совестью возобновить контракт на два миллиона долларов с человеком, рейтинг которого за полгода упал на десять процентов? В этом и состоит моя проблема. — Литман потер подбородок, давая понять, что Брентон задал ему нелегкую задачу.
— Уоллис, какой же напрашивается вывод? — спросил наконец Брентон, ожидая услышать собственный приговор. У него заныло в висках.
— Мы теряем на новостях деньги. А ведь новости должны приносить прибыль. Я занимаюсь бизнесом, чтобы получать прибыль.
— Тогда откажитесь от идеи освещения сборища в Айове. Ведь мы собираемся направить две передвижные спутниковые телестанции плюс видеорежиссерскую аппаратную. Мы — единственная сеть, которая устраивает прямую трансляцию. Это безумие. От кого бы ни исходило это решение, этого человека следует проверить на наличие мозгов. — Брентон подозревал, что инициатива исходила от Стива Израела.
— Я считаю, что Айова это важно, — сказал Уоллис. — Это было мое решение… И на мозги я пока не жалуюсь.
Приехали, — подумал Брентон, — дальше уже некуда, меня попрут. Неожиданно великий финансовый гений встал, подошел к Брентону и отечески положил ему руку на плечо.
— Вы бы хотели, чтобы я продлил ваш контракт?
— Э-э? — Брентон смешался; от его элегантной манеры держаться не осталось и следа.
— Что вы скажете, если мы подпишем контракт еще на два года с тем же жалованием плюс десять процентов, начиная со следующего года? То есть в девяносто восьмом вы выйдете на уровень два миллиона двести тысяч долларов. Скажем, вы остаетесь исполнительным продюсером и главным ведущим, а мы специально под вас запускаем новый тележурнал. Я уже попросил Стива Израела начать работать над этим проектом. Я хочу назвать его «За разворотом» — это старый журналистский термин, означающий важный материал, который занимает больше разворота.
Брентон проработал журналистом половину жизни, и учить его газетному жаргону было, мягко говоря, издевательством. Однако он предпочел пропустить последнее замечание Литмана мимо ушей. Сейчас голова у него была занята другим: похоже, ему бросали спасательный круг.