– Люсинда должна была в половине девятого лежать в постели, – сказала Пенни.
– Извини, мама. Выскочило из головы.
Она нахмурилась, выражая неодобрение. Пенни Ало была высокая, стройная женщина с длинной шеей и белой, как мрамор, кожей. У нее были такие же, как у ее дочери, потрясающие зеленые глаза и роскошные черные волосы. Она напоминала Райану модель, которую он видел в рекламе мыла.
– У папы в кабинете деловой разговор. Постарайтесь не мешать ему. Райан, мы рады, что ты приехал погостить у нас. Не забудьте – скоро пора ложиться спать.
В камине потрескивали поленья; отец Мики, Джозеф Ало, подошел к бару и из резного хрустального графина налил портвейн в три бокала на высоких ножках. Подобно Мики, Джозеф не отличался импозантной внешностью. В пятьдесят один это был смуглый, раздавшийся в талии коротышка, однако, как и его пятнадцатилетний сын, он буквально излучал энергию.
– Хороший портвейн, – сказал он, протягивая бокал с вином Полу Аркетту, высокому, представительному губернатору штата Невада.
На Поле Аркетте был безупречного покроя серый костюм. Его светло-каштановые волосы и улыбка, точно сошедшая с обертки жевательной резинки «Чиклетс», являлись лучшей рекламой для штата, который он имел честь возглавлять. Сорокапятилетний губернатор уже не один год тайно лоббировал интересы Ало, который имел игорный бизнес в Лас-Вегасе.
От Аркетта сицилиец Ало направился к Мейеру Лански, который сидел у камина в кресле-качалке и тяжело дышал.
Мейеру было за семьдесят, и с тех пор, как Пол Аркетт видел его последний раз, тот сильно сдал. Руки у него дрожали, однако живые, подвижные глаза выдавали в нем человека, обладавшего цепким умом и хитростью.
– Пить-то мне как раз и не следовало бы, – пробормотал Мейер. – Мой врач – чтоб его! – пичкает меня «Гербером». На снимке моя кишка выглядит как девять миль проселочной дороги.
Тем не менее, бокал вина, предложенный ему, финансовый гений мафии взял.
– Когда обещал подъехать Уоллис? – спросил Джозеф Ало.
– В девять тридцать, – ответил Мейер. – Пунктуален, как черт, поганец. Этот не опоздает.
Они немного поговорили об иске Мейера к государству Израиль. Лански с женой хотел перебраться в Израиль, чтобы прожить там последние отпущенные ему дни, пока рак не доконал его. Однако Верховный суд Израиля нашел в конституции статью, запрещающую иммиграцию евреев с криминальным прошлым.
– Что я им сделал? – плакался Лански. – Собственный народ отказался от меня.
Затем Пенни открыла дверь и в кабинет вошел Уоллис Литман.
Ростом Литман ничуть не превосходил хозяина дома, но при этом в нем было что-то от прусского генерала. Миниатюрная фигурка, на которой прекрасно сидел сшитый на заказ костюм – он был воплощенная элегантность. Финансовый воротила с Уолл-стрит, он уже попадал на обложку журнала «Форчун», хотя ему было всего сорок лет.
– Это встреча Мейера, – сказал Джозеф. – Но, прежде чем мы начнем, я хочу пригласить вас всех завтра поохотиться на уток. Я подарил Мики на день рождения охотничью собаку. К нам вот уже два месяца приходит инструктор. Завтра посмотрим, вышел ли из нее толк. Я знаю, Мейер должен возвращаться в Майами, но надеюсь, Пол и Уоллис останутся.
Пол не хотел охотиться на уток, но деваться ему было некуда: Джозеф предоставил ему свой самолет до Лас-Вегаса. Он вежливо улыбнулся и кивнул.
Зато Уоллис Литман был непреклонен.
– Как-нибудь в другой раз, Джо, – сказал он. – Мы сейчас в процессе скупки пакета акций. Вечером я должен вернуться.
Джозеф мрачно кивнул и обратился к Мейеру Лански:
– Мейер, тогда тебе слово.
– Мне нет смысла рассказывать вам, – гнусавым голосом начал тот, – что происходит с тех пор, как умер Гувер. Этот педик был у нас на крючке и на многое закрывал глаза, поскольку знал, что в противном случае я вытащу на свет фотографии, на которых он в том самом мотеле в Детройте. Но Гувера больше нет, и все пошло по-другому. От Вашингтона ждать нечего, кроме неприятностей. Обложили со всех сторон. ФБР контролирует все: подпольный тотализатор, наркобизнес, нелегальную лотерею, публичные дома и игорные притоны. Новый шеф ФБР совсем озверел, а ублюдки, вроде этого ренегата из Вегаса Соломона Казоровски, готовы продать всех подряд. А тут еще конгресс принимает этот поганый Акт РИКО.
Им не нужно было объяснять, что такое РИКО, – Акт об организованном рэкете и коррупции.[1] Согласно этому закону, заведомое знание и недонесение об уголовном преступлении приравнивалось к совершению этого преступления. Теперь фэбээровцам для того, чтобы уличить в преступлении дона мафии, было достаточно, чтобы один из членов его клана сознался, что обсуждал с боссом детали этого преступления. В «Коза Ностра» не принято совершать преступления на территории клана, предварительно не извещая об этом босса и лишая его принадлежащей ему доли, поэтому теперь все главари были на мушке. Кроме того, ФБР проводило программу защиты свидетелей, поощряя доносительство. Мир оргпреступности этот закон угнетал.
– Мы должны придумать, как выбраться из этого дерьма, – брюзгливо продолжал Мейер Лански.
– Но что же мы можем здесь поделать? – риторически вопрошал губернатор Невады. – В конце концов, это федеральный закон.
– Мы с Джозефом тут покумекали – есть один план, но тебе придется принять в этом деле участие.
Уоллис Литман расправил плечи. С начала 60-х он был молчаливой и послушной марионеткой в руках Мейера Лански. Прежде он служил финансовым советником Теодоры Лански в Чикаго. Мейер заметил, как он трудится над счетами его жены; ему показалось, что Литман умен и тщеславен. Десять лет назад Лански завербовал его. Литман должен был создать холдинговую компанию под названием «Литстар индастриз». Мейер переводил хранящиеся на оффшорных счетах деньги мафии на тайные счета, которыми Литман пользовался для приобретения внешне вполне респектабельных фирм. Формально эти фирмы принадлежали компании «Литстар», однако реальными владельцами являлись Мейер Лански и Джозеф Ало. Эти трое встречались крайне редко, и никто никогда не мог заподозрить Уоллиса Литмана в том, что он отмывает грязные деньги. Зато нелегальные махинации обеспечили ему стремительную карьеру.
– С нашей стороны было бы глупо светиться всем вместе, – сказал Пол Аркетт.
Мейер перешел к делу:
– Наш план прост, однако потребуется некоторое время, чтобы претворить его в жизнь. Мы решили, что ты будешь Президентом Соединенных Штатов.
Уоллис заметил, как изменился в лице губернатор Невады. Взгляд его вдруг точно потеплел.
– Но как мы это сделаем? – осторожно спросил он.
– Мир стал другим, – промолвил Мейер, поднося к губам бокал с вином. – Радио сделало его меньше, телевидение сделало его еще меньше. Политика все время меняется. Никсон был умнее и профессиональнее Кеннеди и куда больше подходил на роль президента. Но эти тупицы выбрали Кеннеди за его паршивые бостонские манеры и шевелюру кинозвезды. Потому что у Никсона всегда был такой вид, будто его заставляют торговать порнографическими журналами. Телевидение укокошило Никсона. За телевидением будущее. Если ты контролируешь телевидение, ты контролируешь то, что люди видят – что люди думают.
– Мы с Уоллесом уже начали избавляться от недвижимости, – вступил в разговор Джозеф Ало, – чтобы вложить деньги в электронные масс-медиа. Собственная сеть телевещательных компаний пригодится нам для того, чтобы посадить Пола в Белый дом.
– А когда ты будешь там, – подхватил Мейер, – то выгонишь к чертовой матери этих щенков из ФБР, а заодно и из министерства юстиции. Назначишь нового Генерального атторнея,[2] нового шефа ФБР. Ты будешь подбирать ребят вроде Гувера, которые могли бы в нужное время закрыть глаза. А когда соберется Верховный суд, ты начнешь подбирать судей – таких, которым активно не нравится акт РИКО. Либо мы добьемся отмены этого закона, либо нейтрализуем его действие, посадив своих людей в полицию и ФБР. – С этими словами Мейер попытался поставить стакан на столик, но рука у него дрогнула, и вино выплеснулось на пол.
1
RICO, Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act