И каждый из сидящих за столом, его слова принял в свой адрес. Всем стало неуютно и неловко. Словно их поймали с поличным на чем-то некрасивом.
— Разрешите, сказать, товарищ президент, — Сергеев тяжело поднялся, задев животом полированный край столешницы.
— Обязательно… За тем мы здесь и собрались, чтобы обменяться мнениями. И, конечно, принять решения…
Сергеев платком вытер снова вспотевший лоб.
— Не хочу оправдываться, — начал маршал, — но придется. — По моим подсчетам, на каждого боевика было выпущено по сотне артиллерийских снарядов, по пять тысяч патронов, и использовано полтора гранатомета… Я не говорю об авиационной, артиллерийской и бронетанковой поддержке… Выходит, что мы воюем с призраками, а не с телесными существами. По идее, все бандформирования должны быть давным давно уничтожены, но… вы правильно сказали, все продолжается…
— А что вы предлагаете? — спросил президент.
— Танк в горы не пошлешь, авиация что могла, сделала, и я думаю, что претензий к армии быть не должно…
Путин расцепил руки и поправил несколько широковатый галстук, выехавший на лацкан пиджака.
— Я готов, Игорь Дмитриевич, с вами согласиться, если бы не одно «но»… Моим Указом от 25 августа 1999 года, ответственным за проведение антитеррористической операции были назначены вы. Значит, вся ответственность ложилась и на армию и на весь силовой блок, которым управлять было приказано министру обороны…
И снова лицо вставшего на вытяжку Сергеева покрылось пунцовым колером. И снова его спасло отвлечение: в кабинет вошли директор ФСБ Патрушев и глава контрразведки Петраков. С извинениями, на цыпочках, словно в театре опоздавшие, они прошли к столу и заняли пустующие места. Президент между тем последовательно продолжал начатый разговор:
— Я это к тому говорю, Игорь Дмитриевич, что мой Указ в отношении вас никто не отменял и потому вся ответственность за итоги операции в основном ложится на министра обороны. И в том числе, за уничтожение главарей бандформирований… Вместе с тем я не снимаю ответственности с ФСБ, МВД и нашей славной разведки. Садитесь…
Сергеев тяжело и как-то неуклюже опустился на стул. Его короткая шея налилась кровью и создавалось впечатление, что еще немного и из нее брызнет багровая струя. Он взял в руки лежащий на столе чистый лист бумаги и шариковую ручку. И решительно начал писать. Рука, держащая «шарик» , заметно подрагивала. Написав, маршал передал бумагу рядом сидящему Платонову и кивком головы указал на президента. Платонов жадный и внимательный к деталям, ухватил глазом размашисто написанные слова «Рапорт… Прошу уволить меня… по состоянию здоровья…»
Когда лист с текстом попал в руки президента, тот не стал сразу его читать. Он все понял и не спешил знакомиться с тем, что потребует незамедлительной реакции. Он ценил Сергеева как военачальника, хотя понимал, какую колоссальную нагрузку несет этот уже немолодой человек. И отдавал должное его решимости в сохранении ядра армии — ракетных войск стратегического назначения. Тогда, в начале 90-х годов, когда все валилось и рушилось, этот человек сделал все возможное, чтобы сберечь в боевой готовности ядерный зонтик страны. «Я вас, Игорь Дмитриевич, так просто не отдам, — подумал президент. — В конце концов, мы все отвечаем за то, что произошло…»
И он начал читать рапорт Сергеева. И что-то вроде улыбки отразилось в его голубых глазах, правая рука, как бы защищая написанное, легла на бумагу.
— Ну, я думаю, мы не будем доставлять удовольствие сепаратистам… Как вы думаете, Игорь Дмитриевич? — слова Путина разрядили атмосферу, и Платонов почувствовал облегчение не столько за себя, сколько за этого седовласого маршала. — Глупо, черт возьми, сейчас пороть горячку! — Президент на глазах суровел, — террористы только этого и ждут, чтобы мы тут между собой устроили борьбу в партере… — взяв из стаканчика синий карандаш, президент уверенными движениями крест на крест перечеркнул рапорт. — А если, действительно, вы неважно себя чувствуете, возьмите на пару недель отпуск и поезжайте в Карелию на рыбалку… Хотя бы в мою резиденцию…
— Есть, — тихо произнес Сергеев, опять вставший на вытяжку. — Иногда, особенно, когда приходится подписывать сводки о потерях в войсках, нервная система не держит… Лучше самому подохнуть, чем подписывать похоронки…
— Верю… Поэтому надо сделать все возможное, чтобы побыстрее с этой партизанской вакханалией покончить, — и президент обратил свой взор на главу Службы контрразведки Петракова. — Сколько опергрупп, Борис Ильич, ваше ведомство послало в стан врага? И какие потери?
Петраков тоже не молод, но в отличие от Сергеева богатырски здоров. По утрам делает шестьдесят отжимов и двадцать минут играет двухпудовыми гирями. Он сед, лицо в мелких морщинах… Ветеран взятия дворца Амина…
Вопроса президента он, конечно, ждал, чертовски нервничал, хотя вида не показывал. Да и похвастаться нечем: из двенадцати разведывательно-розыскных групп ни одна не вернулась на базу в Ханкалу. Ни одна.
— К сожалению, товарищ президент, итоги неутешительные. Несем тяжелые потери…
— Причины?.
— Недоступность главарей.
— Они что — в джунглях Амазонки прячутся? — явная ирония сквозанула в словах главы государства.
Пауза. Морщинок на лице Петракова поубавилось. Кожа на висках натянулась до глянца, седой бобрик волос как будто стал еще ершистее.