Руки и ноги уже почти обрели нормальную чувствительность. Попробовал пошевелить языком, разлепить губы — дикий сушняк. Хотел сказать, что всё хорошо и не надо вламываться, но вместо слов получилось что-то среднее между шёпотом и блеянием козла — полный отстой, короче.
В двери что-то щелкнуло и в комнату (номер?) ворвались, другими словами и не сказать, человек восемь. Из них пять с гарнитурой в ушах, в строгих костюмах — всё, как полагается телохранителям, как я их помню по новостям и фильмам. Типаж примерно одинаковый — высокие, плечистые, коротко стриженые ребята со строгими, оценивающими обстановку глазами. В руках у некоторых блеск пистолетов — вот уж не знаю, это пээмы или беретты — не разбираюсь.
Вперёд протиснулся парень в бежевом костюме, на вид лет тридцать пять, зелёные глаза, светлые волосы, распространяет терпкий аромат непонятного парфюма — такой, знаете, франт.
Остальные двое, вероятнее всего, были из обслуживающего персонала, так как были одеты в стандартную униформу — белый верх, чёрный низ, и на груди красовались темно-зелёные бейджики с именами.
Франт, между тем, увидел мои открытые глаза, пришёл в полнейшее замешательство, впрочем, как и все остальные действующие лица, и некоторое время с нас можно было лепить скульптуру. Первым опомнился один из бодигардов. Повернулся ко мне боком, поднес руку ко рту, сказал что-то наподобие: «Всем отбой, всё в порядке!» — куда-то в район запястья. После этого, аккуратно взяв под локти обслуживающий персонал, вышел вслед за остальными бритыми. В голову шли строчки из песни Трофима «Ну вот остались мы с тобой наедине…», но я не стал это, разумеется, петь, сначала нужно было разобраться в ситуации.
— Воды! — сил хватило только на то, чтобы прохрипеть это слово. Тут «франт», видимо, очнулся.
— Да, да, Михал Олегыч, сейчас, сейчас… — выбежал за дверь и уже через минуту вернулся со стаканом холодной воды.
Я кое-как присел на кровати, дрожащей рукой выхватил (ну как выхватил, скорее просто принял из его рук) стакан, жадно припал к нему губами, уже после первого глотка поперхнулся, раскашлялся, но дальше пошло лучше. О Господи, никогда я так не радовался простой воде! Полегчало. Заметно полегчало. Теперь бы понять, где я, почему со мной сюсюкаются, как с ягненком на заклание, и что в принципе здесь творится?
В голове начинают выстраиваться смутные воспоминания: вчерашний вечер, сидим в ресторане с деловыми партнёрами из Европы, обсуждаем возможные поставки оборудования (и здесь нужно сказать, что я был трезв как стёклышко, так как не пью в принципе). В районе одиннадцати вечера прощаюсь с иностранцами на крыльце ресторана, вызываю такси через приложение, обычный комфорт-класс. Ехать в мой город-спутник Екатеринбурга недалеко, около восемнадцати километров, — это примерно полчаса по свободной, но местами разбитой дороге. Приезжает обычный фольксваген-поло, сажусь на заднее правое сидение, пристёгиваюсь. Не завожу разговор с водителем, пишу жене в вотсап, что скоро буду. Открываю очередную книгу про Фандорина, читаю пару минут, меня вырубает. Последнее, что помню — жуткий грохот и боль в голове, а дальше уже проснулся здесь. Вот такие дела…
Пока пью воду и всё это вспоминаю, франт стоит рядом и испытующе смотрит на меня, с этакой смесью понимания и тревоги.
— Да всё нормально, — говорю, — живой я, не переживайте, просто вчера устал, голова разболелась, а сегодня хотел ещё выспаться, а тут вы со своими «откройте».
Так, думай, Форест, думай.
— Оказывается всё, что нужно человеку после тяжёлого дня, — всего лишь стакан воды, — стараюсь натянуть улыбку на свою рожу, глядя в глаза франта.
— А можно свежую газету попросить? — если не совсем дурак, думаю, притащит, всё-таки вон как крутится. И всё же сцена до одури смешная получается: сижу на краю кровати в пижамных штанах, наверное, лохматый до ужаса. В руке стакан, дикий взгляд, рядом ошивается какой-то мужик в деловом костюме, а я ещё прошу свежую газетку. Нет, смотри-ка, убежал. Видать, важная я птица.
Тут в голове совсем посветлело, шум и боль почти прошли. Разглядываю комнату: так, что мы имеем? Большущее помещение, квадратов семьдесят — больше, чем вся наша с женой квартира. Одна входная дверь, ещё одна дверь, полагаю, в ванную комнату. Ну, с люстрой старинной всё понятно, кровать тоже какая-то в стиле дворцов, да и в принципе вся обстановка, наверное, как у Людовика в цатом веке — не люблю эту старину, ну не люблю и всё — вон трюмо с зеркалом, стулья, табуретки — всё с завитушками, узорами. Ладно, переживём.